Главная / Стихи / Проза / Биографии

Поиск:
 

Классикару

Москва (Андрей Белый)


Страницы: 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21 


Он никому не мешал; он казался простым соблюдателем всяких традиций квартиры: с профессором игрывал в шахматы; с Надей разъигрывались дуэты (тащил он с собой тогда виолончель); с Василисой Сергевною спорил, доказывая, что и "Русская Мысль" никуда не годится, и "Вестник Европы"; с кухаркою даже солил огурцы; пыхал трубочкой, дергался правым плечом и носком, заложив за жилетиком палец - у самой подмышки: и здесь выколачивал пальцами дроби: смешливо и "киерко".

Вдруг - исчезал; не показывал носу; то снова частил; и профессорше даже казался проведчиком:

- Этот Цецерко, - скажу "а пропо" - он не пишет ли в "Искре?"

- Ах, Вассочка, что ты, - хихикал профессор.

Однажды спросил:

- Расскажите мне, Киерко, что вы там собственно...

Киерко, в губы втянувши отверстие трубочки - ("пох" - вылетали клубочки), ответил ведь, - чорт его драл - на вопрос затаенный:

- Собрания, совокупленья людские - пох-пох - запрещаются же строжайше законами, - ну-те...

Щемил левый глаз; и уткнулся бородкой и трубочкой под потолочек:

- У вас паутиночки: вам бы почистить тут надо.

И свел всю беседу - к чему? К паутинке!

Сегодня профессор был Киерке рад; еще утром подумалось:

- Вот бы пришел к нам Пукиерко: поиграли бы в шахматы.

Он и пришел.

Сели: доску поставили, - передвигали фигурами:

- Ну-те ка... Ферзь-то... А нового что?.. Благосветлова - а!

- Беру пешку.

- Движения ждете воды? - И зрачок, как сверчок, заскакал по предметикам; Киерко им овладел:

- А что, если - профессор продвинул фигуру - да нет: будет все, как и было.

- Он - ну-те - им нужен - скривил ход коня - сволокли рухлядь в кучу; и "сволочь" такую хранят: дескать - быт и традиция... Это ж попахивает миазмами: нет, я, вы знаете, санитар, - и он вкрапил: - "вы - ферзью?"

- Вы, Киерко, есть социалист, - благодушил профессор.

- Да как хотите; а вы "консерватор?" Нет, знаете - кто? - повертел он носком, вынул трубочку, ею постучал, чиркнул, фыркнул, вкурился и - "пох-пох" - клубочки выстреливали.

- Дело ясное: - ферзью пойду.

- Вы есть анархист: разрушитель: перекувыркиваете математикой головы... Ну-те: да вас бы они уничтожили; вы и прикинулись, будто, как все; совершенно естественно: там патриотика, всякое прочее; были ж "япошки?" Да что, - консерватором сделались: это, позвольте заметить, - как кукиш показанный: надо же жить математику - ну-те... - вкурился, и лихо откинулся, вздернувшись трубочкой, пальцы свои заложил за подтяжки, носок пустил "вертом":

- А консерваторище не вы - Задопятов - суглил зрачком в доску:

- Съем - ферзь.

- Чорт дери.

- Да-с, либералы - матерые консерваторы, - ну-те; на свете навыворот все: волки выглядят овцами, а овечки - волками - "пох-пох" - вылетали клубочки, и трубочка шипнула.

Встал и привздернул плечо, и - вкривую прошелся, щемя левый глаз, и поплескивая правым веком:

- Ну-те ка - содробите две дроби, которых числители, скажем, - "два", "три".

- Я найду наименьшее кратное - изумился профессор.

- А далее?

- Я числителя каждой умножу на кратное.

- Ну-те: и мы так - согнувшись дугой, стрельнул пальцем в профессора:

- Наименьшее кратное - уравнение экономического отношения, а умножение - рост богатств: прежде чем множить богатства - равнение по наименьшему кратному: фронт единый.

Профессор, не слушая, над опустевшей доскою, приподнял ладонь:

- Чорт дери, - попал в "пат": и ни шах, и не мат.

Атмосфера уюта - висела; и стало - немного смешно, чуть-чуть жутко.

И киерко.

10.

Уж Митя и Грибиков выбиралися из горлодеров базара - к Арбату, проталкиваясь в копошащемся и гнилом человечнике; перессорились пространства, просвеченные немигающим очерком медноцветного диска.

И вот - неизбежный Арбат: громобойная улица.

Остановившийся Грибиков, еле справившись с чохом, уставился в Митю нагноищами лиховещавых зрачков:

- Много, стало быть, у вас книжиц.

И - да: не лицо, а кулак (походило лицо на кулак - с носом, с кукишем) выставил Митя:

- А вам что?

Казался надутым купырзою:

- Я вот думаю, коли вы раздаете такие изданья наук, с позволения вашего, - так, что и даром... Чахоточный красноплюи разводит.

- Что?

- Этот вот - Грибиков показал: кто-то кашлянул кровью.

- Продашь.

- А его бы пора на Ваганьково, - неответствовал Грибиков; и, пройдя шагов десять, обчхался.

- Чихач... Стало, батюшка - не снабжает деньжатами? - продолжал он мещанствовать:

- Денежки нынче и крысе нужны - злохотливо прибавил.

- Не очень, - как видите...

- Что?..

- Не снабжает...

- Какой приставала, - подумалось Мите, - отделаться бы... Но лицом показал тупоумие.

- Не разумею я - пуще примаргивал Грибиков, - был бы оравистый, многосемейный ваш дом; а то сам, да мамаша, да вы, да Надежда Ивановна; проживает сам - четверт, а деньги жалеет.

И Грибиков покачал головой.

- Ну, прощайте, мне надо тут - отвязывался Коробкин.

Едва отвязался.

А Грибиков тут же свернул Притетешинским Кривогорбом; потек в горлодеры базара с какою-то целью опять, соображая его занимавшее обстоятельство (брал не умом, а усидкою, подмечая и зная про всех), правил шаг в распылищи, где те-же белесые купчики облапошивали несознательных граждан; расталкивался по направлению к тяжелому старику, - тому самому букинисту:

- Вы мне покажите, отец, сочинителя Спенсера, том второй - этот самый, который барченок оставил: - даю две полтины.

- Рупь с четвертью.

Поговорили и сторговали; почесывались:

- Стало носит?

- А што? Все таскается: сорок книжек спустил, я так думаю, что - уворовывает.

- Родителевы! Профессором, богато живет, - енарал; я давно подмечаю, - со связками малый из дому шатается по воскресеньям; смотреть даже стыдно.

- А все они так: грамотеют, а после - грабошат; отец, ведь, грабошит: я знаю их.

Грибиков с томиком Спенсера свертывал с улицы в Табачихинский; бесчеловечные переулки открылися; человечили к вечеру; днем - пустовали.

Вот дом угловой; дом большой; торопился чернявенький, маленький: в распенснэ; глаза - вострые; шляпа - с полями; и Грибиков знал его: барин, с Никольского - Гершензон; здесь проходят "они" воскресеньями, к господину Иванову, сочинителю. Господин сочинитель Иванов, с Григорием Алексеевичем (от Кудринской, от Садовой) да с Николай Николаичем от церкви великомученицы Варвары Ликуй-Табачиха, - в преумственные разговоры припустятся; Степанида, кухарка Иванова (Вячеслава Иваныча) ходит на двор к ним: и барин Рачинский взовет с папироской: "Исайя ликуй"; и пойдут они - взапуски; господин сочинитель Иванов туманов подпустит: дымят до зари; ничего - безобидные люди. Да, Грибикову - все известны: дома и квартиры - по Табачихинскому и по семи Гнилозубовым; например, этот дом: почему он пустует? Китайский князь двадцать пять лет подавившийся костью, является здесь по ночам: подавиться; он давится каждою ночью; нет мочи от этих давлений. Княгиня живет за границей, с княжною, которая выйти замуж не может: она поступила давно на военную службу; такая есть армия там: называется армией спасения жуликов.

11.

Размышляя прошел уже Грибиков, дергаяся ногами, на двор мимо лысины с бутылочным битышем, к трехъэтажному белому дому; и разговаривал там со старушкою, кувердящейся чепчиком из разлинялых кретонов: в окошко; старушка показывала на бледную барыню:

- И то - "дядя Коля", и се - "дядя Коля"; все "дядя" да "дядя", а говорят: "дядя Коля" - не дядя... Коль дядя, так "дядею" будь, а то "Колею" называет его: сама слышала.

- Николай он Ильич, из Калошина... - отозвался ей Грибиков.

- И мемекает песенки с нею.

А барыня, о которой шла речь, вся закуталась тарлатановой кисеею; летами страдала сонной лихорадкой она; осенями же - потом ночным (терпентиновый запах сопровождал ее); против - над домиком, над кирпичнокоричневым - вздуло белеющий клок раскосматого облака: облак - замраморел пятнами тени; и пели:

Прости небесное созданье,

Что я нарушил твой покой.

Сидел на приступках мужчина, такой синяковый, волдыревший: пустобай, заворотник, которому пустозвонят года, с бородою песочного цвета, красновеснушчатый, красноглазый; зевай-раззевайский пускал он на драный сапог; ему Грибиков очень дельно заметил:

- Пошел в разизноску, Романыч.

Попробовал пальцем подпек, и на палец уставился, точно увидел он что-то.

- Опять синяки расставляешь себе на лицо.

И понюхал свой палец.

Мужчина чесался: открыл кривой рот и обдал перегаром и паром:

- Бутылочку раскутырили: был посуды раскок... Жизнь мою - размозгляило что-то.

Подрыльником ткнулась в колено свинья, оставляя пятно.

- Эх, Романыч, погряз без призора: возгривел, - скривился с досадливым прохиком Грибиков - ты на лицо посмотри: баклажан.

- Ничего, сударь: "пиво" - и он погрузился не то в непрогонное, горе, не то в равнодушие.

- Тут подслушливый люд: примечают, чтоб после судачить; пойдем-ка, брат. Отворили драную дверь, из которой подвыпирало мочало; попали в кухню, где баба бабахала за кастрюлями, источая лицом параванское масло из пара и дыха, где таракашечки разбыстрялись, усатясь под краном; тут салился противень. Прошли кухнею, корридорчиком. Дом людовал, тараканил, дымил и скрипел; стекла мыли, стоял визголет и дзындзындза; и пол был заволглый, прикрытый дорожкою коврика с пятнами всяких присох, с псиночесами.

Скрипнул визжавый замок; охватило придухою, паревом комнатеночка, с заварызганною постелью, накрытою одеялом лоскутным, с протертым комодиком, на котором древнели прожелчиной дагерротипы и пырскали моли; мужчина уселся на жестяной сундучек и ударился в непрогонное горе; а Грибиков, палец понюхав, вошел в разговор, вероятно, когда-то начавшийся и имеющий продолжение.

- Думай, Романыч, чего тебе так-то.

Мужчина сучил желтомохую руку, сопел и показывал красномордое тупоумие.

- Здесь и помру я: и нечего мне собираться; куды мне деваться.

- Ведь давеча согласился же: александрейку-то взял!

- Взял и пропил: и нет тебе - "фук", возьму и еще, и опять-таки, выпью.

- Так думаешь - тебе барин Мандро и...

- Подарит, коли есть потребность в клоповнике в этом.

- Тебе-то клоповник - зачем. Тебе вот клоповник, другому кому - палестины - раскрысился Грибиков; не посмотрел, а глазами огадил, как будто подвыхаркнул поплевочек - зачем тебе комната: проживешь годов пять, да помрешь: на полатях.

- А может еще и женюсь...


Страницы: 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21 

Скачать полный текст (206 Кб)
Перейти на страницу автора


Главная / Стихи / Проза / Биографии       Современные авторы - на серверах Стихи.ру и Проза.ру

Rambler's Top100
Rambler's Top100
© Литературный клуб. Все произведения, опубликованные на этом сервере, перешли в общественное достояние. Срок охраны авторских прав на них закончился и теперь они могут свободно копироваться в Интернете. Информация о сервере и контактные данные.