|
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
- Что такое, Лиза? - нежно и ободрительно спросил он, но она, все еще боязливо оглядываясь, потащила его дальше в угол; ей хотелось совсем от всех спрятаться.
- Что такое, Лиза, что такое?
Она молчала и не решалась; неподвижно глядела в его глаза своими голубыми глазами, и во всех чертах ее личика выражался один только безумный страх.
- Он... повесится! - прошептала она как в бреду.
- Кто повесится? - спросил Вельчанинов в испуге.
- Он, он! Он ночью хотел на петле повеситься! - торопясь и задыхаясь говорила девочка. - Я сама видела! Он давеча хотел на петле повеситься, он мне говорил, говорил! Он и прежде хотел, всегда хотел... Я видела ночью...
- Не может быть! - прошептал Вельчанинов в недоумении. Она вдруг бросилась целовать ему руки; она плакала, едва переводя дыхание от рыданий, просила и умоляла его, но он ничего не мог понять из ее истерического лепета. И навсегда потом остался ему памятен, мерещился наяву и снился во сне этот измученный взгляд замученного ребенка, в безумном страхе и с последней надеждой смотревший на него.
"И неужели, неужели она так его любит? - ревниво и завистливо думал он, с лихорадочным нетерпением возвращаясь в город. - Она давеча сама сказала, что мать больше любит... может быть, она его ненавидит, а вовсе не любит!.." "И что такое "повесится"? Что такое она говорила? Ему, дураку, повеситься?.. Надо узнать; надо непременно узнать! Надо все как можно скорее решить, - решить окончательно!"
VII
МУЖ И ЛЮБОВНИК ЦЕЛУЮТСЯ
Он ужасно спешил "узнать". "Давеча меня ошеломило; давеча некогда было соображать, - думал он, вспоминая первую встречу свою с Лизой, - ну а теперь - надо узнать". Чтобы поскорее узнать, он в нетерпении велел было прямо везти себя к Трусоцкому, но тотчас одумался: "Нет, пусть лучше он сам ко мне придет, а я тем временем поскорее с этими проклятыми делами покончу".
За дела он принялся лихорадочно; но в этот раз сам почувствовал, что очень рассеян и что ему нельзя сегодня заниматься делами. В пять часов, когда уже он отправился обедать, вдруг, в первый раз, пришла ему в голову смешная мысль: что ведь и в самом деле он, может быть, только мешает дело делать, вмешиваясь сам в эту тяжбу, сам суетясь и толкаясь по присутственным местам и ловя своего адвоката, который стал от него прятаться. Он весело рассмеялся над своим предположением. "А ведь приди вчера мне в голову эта мысль, я бы ужасно огорчился", - прибавил он еще веселее. Несмотря на веселость, он становился все рассеяннее и нетерпеливее: стал, наконец, задумчив; и хоть за многое цеплялась его беспокойная мысль, в целом ничего не выходило из того, что ему было нужно.
"Мне его нужно, этого человека! - решил он наконец. - Его надо разгадать, а уж потом и решать. Тут - дуэль!"
Воротясь домой в семь часов, он Павла Павловича у себя не застал и пришел от того в крайнее удивление, потом в гнев, потом даже в уныние; наконец, стал и бояться. "Бог знает, бог знает, чем это кончится!" - повторял он, то расхаживая по комнате, то протягиваясь на диване и все смотря на часы. Наконец, уже около девяти часов, появился и Павел Павлович. "Если бы этот человек хитрил, то никогда бы лучше не подсидел меня, как теперь, - до того я в эту минуту расстроен", - подумал он, вдруг совершенно ободрившись и ужасно повеселев.
На бойкий и веселый вопрос: зачем долго не приходил, - Павел Павлович криво улыбнулся, развязно, не по-вчерашнему, уселся и как-то небрежно отбросил на другой стул свою шляпу с крепом. Вельчанинов тотчас заметил эту развязность и принял к сведенью.
Спокойно и без лишних слов, без давешнего волнения, рассказал он, в виде отчета, как он отвез Лизу, как ее мило там приняли, как это ей будет полезно, и мало-помалу, как бы совсем и забыв о Лизе, незаметно свел речь исключительно только на Погорельцевых, - то есть какие это милые люди, как он с ними давно знаком, какой хороший и даже влиятельный человек Погорельцев и тому подобное. Павел Павлович слушал рассеянно и изредка исподлобья с брезгливой и плутоватой усмешкой поглядывал на рассказчика.
- Пылкий вы человек, - пробормотал он, как-то особенно скверно улыбаясь.
- Однако вы сегодня какой-то злой, - с досадой заметил Вельчанинов.
- А отчего же бы мне злым не быть-с, подобно всем другим? вскинулся вдруг Павел Павлович, точно выскочил из-за угла; даже точно только того и ждал, чтобы выскочить.
- Полная ваша воля, - усмехнулся Вельчанинов, - я подумал, не случилось ли с вами чего?
- И случилось-с! - воскликнул тот, точно хвастаясь, что случилось.
- Что ж это такое?
Павел Павлович несколько подождал отвечать:
- Да вот-с все наш Степан Михайлович чудасит... Багаутов, изящнейший петербургский молодой человек, высшего общества-с.
- Не приняли вас опять, что ли?
- Н-нет, именно в этот-то раз и приняли, в первый раз допустили-с, и черты созерцал... только уж у покойника!
- Что-о-о! Багаутов умер? - ужасно удивился Вельчанинов, хотя, казалось, и нечему было ему-то так удивиться.
- Он-с! Неизменный и шестилетний друг! Еще вчера чуть не в полдень помер, а я и не знал! Я, может, в самую-то эту минуту и заходил тогда о здоровье наведаться. Завтра вынос и погребение, уж в гробике лежит-с. Гроб обит бархатом цвету масака, позумент золотой... от нервной горячки помер-с. Допустили, допустили, созерцал черты! Объявил при входе, что истинным другом считался, потому и допустили. Что ж он со мной изволил теперь сотворить, истинный-то и шестилетний друг, я вас спрашиваю? Я, может, единственно для него одного и в Петербург ехал!
- Да за что же вы на него-то сердитесь, - засмеялся Вельчанинов, - ведь он же не нарочно умер!
- Да ведь я и сожалея говорю; друг-то драгоценный; ведь он вот что для меня значил-с.
И Павел Павлович вдруг, совсем неожиданно, сделал двумя пальцами рога над своим лысым лбом и тихо, продолжительно захихикал. Он просидел так, с рогами и хихикая, целые полминуты, с каким-то упоением самой ехидной наглости смотря в глаза Вельчанинову. Тот остолбенел как бы при виде какого-то призрака. Но столбняк его продолжался лишь одно только самое маленькое мгновение; насмешливая и до наглости спокойная улыбка неторопливо появилась на его губах.
- Это что ж такое означало? - спросил он небрежно, растягивая слова.
- Это означало рога-с, - отрезал Павел Павлович, отнимая наконец свои пальцы от лба.
- То есть... ваши рога?
- Мои собственные, благоприобретенные! - ужасно скверно скривился опять Павел Павлович.
Оба помолчали.
- Храбрый вы, однако же, человек! - проговорил Вельчанинов.
- Это оттого, что я рога-то вам показал? Знаете ли что, Алексей Иванович, вы бы меня лучше чем-нибудь угостили! Ведь угощал же я вас в Т., целый год-с, каждый божий день-с... Пошлите-ка за бутылочкой, в горле пересохло.
- С удовольствием; вы бы давно сказали. Вам чего?
- Да что: вам, говорите: нам; вместе ведь выпьем, неужто нет? - с вызовом, но в то же время и с странным каким-то беспокойством засматривал ему в глаза Павел Павлович.
- Шампанского?
- А то чего же? До водки еще черед не дошел-с...
Вельчанинов неторопливо встал, позвонил вниз Мавру и распорядился.
- На радость веселой встречи-с, после девятилетней разлуки, - ненужно и неудачно подхихикивал Павел Павлович, - теперь вы, и один уж только вы, у меня и остались истинным другом-с! Нет Степана Михайловича Багаутова! Это как у поэта:
Нет великого Патрокла,
Жив презрительный Ферсит!
И при слове "Ферсит" он пальцем ткнул себе в грудь. "Да ты, свинья, объяснился бы скорее, а намеков я не люблю", - думал про себя Вельчанинов. Злоба кипела в нем, и он давно уже едва себя сдерживал.
- Вы мне вот что скажите, - начал он досадливо, - если вы так прямо обвиняете Степана Михайловича (он уже теперь не назвал его просто Багаутовым), то ведь вам же, кажется, радость, что обидчик ваш умер; чего ж вы злитесь?
- Какая же радость-с? Почему же радость?
- Я по вашим чувствам сужу.
- Хе-хе, на этот счет вы в моих чувствах ошибаетесь-с, по изречению одного мудреца: "Хорош враг мертвый, но еще лучше живой", хи-хи!
- Да вы живого-то лет пять, я думаю, каждый день видели, было время наглядеться, - злобно и нагло заметил Вельчанинов.
- А разве тогда... разве я тогда знал-с? - вскинулся вдруг Павел Павлович, опять точно из-за угла выскочил, даже как бы с какою-то радостью, что ему наконец сделали вопрос, которого он так давно ожидал. - За кого же вы меня, Алексей Иванович, стало быть, почитаете?
И во взгляде его блеснуло вдруг какое-то совершенно новое и неожиданное выражение, как бы преобразившее совсем в другой вид злобное и доселе только подло кривлявшееся его лицо.
- Так неужели же вы ничего не знали! - проговорил озадаченный Вельчанинов с самым внезапным удивлением.
- Так неужто же знал-с? Неужто знал! О, порода - Юпитеров наших! У вас человек все равно, что собака, и вы всех по своей собственной натуришке судите! Вот вам-с! Проглотите-ка! и он с бешенством стукнул по столу кулаком, но тотчас же сам испугался своего стука и уже поглядел боязливо.
Вельчанинов приосанился.
- Послушайте, Павел Павлович, мне решительно ведь все равно, согласитесь сами, знали вы там или не знали? Если вы не знали, то это делает вам во всяком случае честь, хотя... впрочем, я даже не понимаю, почему вы меня выбрали своим конфидентом?..
- Я не об вас... не сердитесь, не об вас... - бормотал Павел Павлович, смотря в землю.
Мавра вошла с шампанским.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Скачать полный текст (288 Кб)
Перейти на страницу автора
|