 |
|
|
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Она тупо слушала, ровно мигая глазами.
- Насчет контракта потрудитесь сказать...
- Да нет их дома-то теперь, - твердила она, - вы лучше завтра опять пожалуйте: завтра суббота, они в присутствие не ходят...
- Я ужасно занят, ни минуты свободной нет, - отговаривался Обломов. - Вы потрудитесь только сказать, что так как задаток остается в вашу пользу, а жильца я найду, то...
- Нету братца-то, - монотонно говорила она, - нейдут они что-то... - И поглядела на улицу. - Вот они тут проходят, мимо окон: видно, когда идут, да вот нету!
- Ну, я отправляюсь... - сказал Обломов.
- А как братец-то придут, что сказать им: когда вы переедете? - спросила она, встав с дивана.
- Вы им передайте, что я просил, - говорил Обломов, - что, по обстоятельствам...
- Вы бы завтра сами пожаловали да поговорили с ними... - повторила она.
- Завтра мне нельзя.
- Ну, послезавтра, в воскресенье: после обедни у нас водка и закуска бывает. И Михей Андреич приходит.
- Ужели и Михей Андреич приходит? - спросил Обломов.
- Ей-богу, правда, - прибавила она.
- И послезавтра мне нельзя, - отговаривался с нетерпением Обломов.
- Так уж на той неделе... - заметила она. - А когда переезжать-то станете?
Я бы полы велела вымыть и пыль стереть, - спросила она.
- Я не перееду, - сказал он.
- Как же? А вещи-то куда же мы денем?
- Вы потрудитесь сказать братцу, - начал говорить Обломов расстановисто, упирая глаза ей прямо в грудь, - что, по обстоятельствам...
- Да вот долго нейдут что-то, не видать, - сказала она монотонно, глядя на забор, отделявший улицу от двора. - Я знаю и шаги их; по деревянной мостовой слышно, как кто идет. Здесь мало ходят...
- Так вы передадите ему, что я вас просил? - кланяясь и уходя, говорил Обломов.
- Вот через полчаса они сами будут... - с несвойственным ей беспокойством говорила хозяйка, стараясь как будто голосом удержать Обломова.
- Я больше не могу ждать, - решил он, отворяя дверь.
Собака, увидя его на крыльце, залилась лаем и начала опять рваться с цепи.
Кучер, спавший опершись на локоть, начал пятить лошадей; куры опять, в тревоге, побежали в разные стороны; в окно выглянуло несколько голов.
- Так я скажу братцу, что вы были, - в беспокойстве прибавила хозяйка, когда Обломов уселся в коляску.
- Да, и скажите, что я, по обстоятельствам, не могу оставить квартиры за собой и что передам ее другому или чтоб он... поискал...
- Об эту пору они всегда приходят.... - говорила она, слушая его рассеянно.
- Я скажу им, что вы хотели побывать.
- Да, на днях я заеду, - сказал Обломов.
При отчаянном лае собаки коляска выехала со двора и пошла колыхаться по засохшим кочкам немощеного переулка.
В конце его показался какой-то одетый в поношенное пальто человек средних лет, с большим бумажным пакетом под мышкой, с толстой палкой и в резиновых калошах, несмотря на сухой и жаркий день.
Он шел скоро, смотрел по сторонам и ступал так, как будто хотел продавить деревянный тротуар. Обломов оглянулся ему вслед и видел, что он завернул в ворота к Пшеницыной.
"Вон, должно быть, и братец пришли! - заключил он. - Да чорт с ним! Еще протолкуешь с час, а мне и есть хочется и жарко! Да и Ольга ждет меня... До другого раза!"
- Ступай скорей! - сказал он кучеру.
"А квартиру другую посмотреть? - вдруг вспомнил он, глядя по сторонам, на заборы. - Надо опять назад, в Морскую или в Конюшенную... До другого раза!"
- решил он.
- Пошел скорей!
III
В конце августа пошли дожди, и на дачах задымились трубы, где были печи, а где их не было, там жители ходили с подвязанными щеками, и наконец, мало-помалу, дачи опустели.
Обломов не казал глаз в город, и в одно утро мимо его окон повезли и понесли мебель Ильинских. Хотя уж ему не казалось теперь подвигом переехать с квартиры, пообедать где-нибудь мимоходом и не прилечь целый день, но он не знал, где и на ночь приклонить голову.
Оставаться на даче одному, когда опустел парк и роща, когда закрылись ставни окон Ольги, казалось ему решительно невозможно.
Он прошелся по ее пустым комнатам, обошел парк, сошел с горы, и сердце теснила ему грусть.
Он велел Захару и Анисье ехать на Выборгскую сторону, где решился оставаться до приискания новой квартиры, а сам уехал в город, отобедал наскоро в трактире и вечер просидел у Ольги.
Но осенние вечера в городе не походили на длинные, светлые дни и вечера в парке и роще. Здесь он уж не мог видеть ее по три раза в день; здесь уж не прибежит к нему Катя и не пошлет он Захара с запиской за пять верст. И вся эта летняя, цветущая поэма любви как будто остановилась, пошла ленивее, как будто не хватило в ней содержания.
Они иногда молчали по получасу. Ольга углубится в работу, считает про себя иглой клетки узора, а он углубится в хаос мыслей и живет впереди, гораздо дальше настоящего момента.
Только иногда, вглядываясь пристально в нее, он вздрогнет страстно, или она взглянет на него мимоходом и улыбнется, уловив луч нежной покорности, безмолвного счастья в его глазах.
Три дня сряду ездил он в город к Ольге и обедал у них, под предлогом, что у него там еще не устроено, что на этой неделе он съедет и оттого не располагается на новой квартире, как дома.
Но на четвертый день ему уж казалось неловко прийти, и он, побродив около дома Ильинских, со вздохом поехал домой.
На пятый день они не обедали дома.
На шестой Ольга сказала ему, чтоб он пришел в такой-то магазин, что она будет там, а потом он может проводить ее до дома пешком, а экипаж будет ехать сзади.
Все это было неловко; попадались ему и ей знакомые, кланялись, некоторые останавливались поговорить.
- Ах ты, боже мой, какая мука! - говорил он весь в поту от страха и неловкого положения.
Тетка тоже глядит на него своими томными большими глазами и задумчиво нюхает свой спирт, будто у нее от него болит голова. А ездить ему какая даль! Едешь, едешь с Выборгской стороны да вечером назад - три часа!
- Скажем тетке, - настаивал Обломов, - тогда я могу оставаться у вас с утра, и никто не будет говорить...
- А ты в палате был? - спросила Ольга.
Обломова так и подмывало сказать: "был и все сделал", да он знает, что Ольга взглянет на него так пристально, что прочтет сейчас ложь на лице. Он вздохнул в ответ.
- Ах, если б ты знала, как это трудно! - говорил он.
- А говорил с братом хозяйки? Приискал квартиру? - спросила она потом, не поднимая глаз.
- Его никогда утром дома нет, а вечером я все здесь, - сказал Обломов, обрадовавшись, что есть достаточная отговорка.
Теперь Ольга вздохнула, но не сказала ничего.
- Завтра непременно поговорю с хозяйским братом, - успокаивал ее Обломов, - завтра воскресенье, он в присутствие не пойдет.
- Пока это все не устроится, - сказала задумчиво Ольга, - говорить ma tante нельзя и видеться надо реже...
- Да, да... правда, - струсив, прибавил Обломов.
- Ты обедай у нас в воскресенье, в наш день, а потом хоть в среду, один, - решила она. - А потом мы можем видеться в театре: ты будешь знать, когда мы едем, и тоже поезжай.
- Да, это правда, - говорил он, обрадованный, что она попечение о порядке свиданий взяла на себя.
- Если ж выдастся хороший день, - заключила она, - я поеду в Летний сад гулять, и ты можешь прийти туда; это напомнит нам парк... парк! - повторила она с чувством.
Он молча поцеловал у ней руку и простился с ней до воскресенья. Она уныло проводила его глазами, потом села за фортепьяно и вся погрузилась в звуки.
Сердце у ней о чем-то плакало, плакали и звуки. Хотела петь - не поется!
На другой день Обломов встал и надел свой дикий сюртучок, что носил на даче. С халатом он простился давно и велел его спрятать в шкаф.
Захар, по обыкновению, колебля подносом, неловко подходил к столу с кофе и кренделями. Сзади Захара, по обыкновению, высовывалась до половины из двери Анисья, приглядывая, донесет ли Захар чашки до стола, и тотчас, без шума, пряталась, если Захар ставил поднос благополучно на стол, или стремительно подскакивала к нему, если с подноса падала одна вещь, чтоб удержать остальные. Причем Захар разразится бранью сначала на вещи, потом на жену и замахнется локтем ей в грудь.
- Какой славный кофе! Кто это варит? - спросил Обломов.
- Сама хозяйка, - сказал Захар, - шестой день все она. "Вы, говорит, много цикорию кладете да не довариваете. Дайте-ко я!"
- Славный, - повторил Обломов, наливая другую чашку. - Поблагодари ее.
- Вон она сама, - говорил Захар, указывая на полуотворенную дверь боковой комнаты. - Это у них буфет, что ли; она тут и работает, тут у них чай, сахар, кофе лежит и посуда.
Обломову видна была только спина хозяйки, затылок и часть белой шеи да голые локти.
- Что это она там локтями-то так живо ворочает? - спросил Обломов.
- Кто ее знает! Кружева, что ли, гладит.
Обломов следил, как ворочались локти, как спина нагибалась и выпрямлялась опять.
Внизу, когда она нагибалась, видны были чистая юбка, чистые чулки и круглые, полные ноги.
"Чиновница, а локти хоть бы графине какой-нибудь; еще с ямочками!" - подумал Обломов.
В полдень Захар пришел спросить, не угодно ли попробовать их пирога:
хозяйка велела предложить.
- Сегодня воскресенье, у них пирог пекут!
- Ну, уж, я думаю, хорош пирог! - небрежно сказал Обломов. - С луком да с морковью...
- Пирог не хуже наших обломовских, - заметил Захар, - с цыплятами и с свежими грибами.
- Ах, это хорошо должно быть: принеси! Кто ж у них печет? Это грязная баба-то?
- Куда ей! - с презрением сказал Захар. - Кабы не хозяйка, так она и опары поставить не умеет. Хозяйка сама все на кухне. Пирог-то они с Анисьей вдвоем испекли.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Скачать полный текст (971 Кб)
Перейти на страницу автора
|
|