 |
|
|
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
- Не сказала! Как странно! Забыла! Я пошла из дома с человеком к золотых дел мастеру...
- Ну?
- Ну вот... Какая это церковь? - вдруг спросила она у лодочника, указывая вдаль.
- Которая? Вон эта-то? - переспросил лодочник.
- Смольный! - нетерпеливо сказал Обломов. - Ну что ж, в магазин пошла, а там?
- Там... славные вещи... Ах, какой браслет я видела!
- Не о браслете речь! - перебил Обломов. - Что ж потом?
- Ну, и только, - рассеянно добавила она и зорко оглядывала местность вокруг.
- Где же человек? - приставал Обломов.
- Домой пошел, - едва отвечала она, вглядываясь в здания противоположного берега.
- А ты как? - говорил он.
- Как там хорошо! Нельзя ли туда? - спросила она, указывая зонтиком на противоположную сторону. - Ведь ты там живешь!
- Да.
- В какой улице, покажи.
- Как же человек-то? - спрашивал Обломов.
- Так, - небрежно отвечала она, - я послала его за браслетом. Он ушел домой, а я сюда.
- Как же ты так? - сказал Обломов, тараща на нее глаза.
Он сделал испуганное лицо. И она сделала нарочно такое же.
- Говори серьезно, Ольга; полно шутить.
- Я не шучу, право так! - сказала она покойно. - Я нарочно забыла дома браслет, а ma tante просила меня сходить в магазин. Ты ни за что не выдумаешь этого! - прибавила она с гордостью, как будто дело сделала.
- А если человек воротится? - спросил он.
- Я велела сказать, чтоб подождал меня, что я в другой магазин пошла, а сама сюда...
- А если Марья Михайловна спросит, в какой другой магазин пошла?
- Скажу, у портнихи была.
- А если она у портнихи спросит?
- А если Нева вдруг вся утечет в море, а если лодка перевернется, а если Морская и наш дом провалятся, а если ты вдруг разлюбишь меня... - говорила она и опять брызнула ему в лицо.
- Ведь человек уж воротился, ждет... - говорил он, утирая лицо. - Эй, лодочник, к берегу!
- Не надо, не надо! - приказывала она лодочнику.
- К берегу! человек уж воротился, - твердил Обломов.
- Пусть его! Не надо!
Но Обломов настоял на своем и торопливо пошел с нею по саду, а она, напротив, шла тихо, опираясь ему на руку.
- Что ты спешишь? - говорила она - Погоди, мне хочется побыть с тобой.
Она шла еще тише, прижималась к его плечу и близко взглядывала ему в лицо, а он говорил ей тяжело и скучно об обязанностях, о долге. Она слушала рассеянно, с томной улыбкой склонив голову, глядя вниз или опять близко ему в лицо, и думала о другом.
- Послушай, Ольга, - заговорил он наконец торжественно, - под опасением возбудить в тебе досаду, навлечь на себя упреки, я должен, однакож, решительно сказать, что мы зашли далеко. Мой долг, моя обязанность сказать тебе это.
- Что сказать? - спросила она с нетерпением.
- Что мы делаем очень дурно, что видимся тайком.
- Ты говорил это еще на даче, - сказала она в раздумье.
- Да, но я тогда увлекался: одной рукой отталкивал, а другой удерживал. Ты была доверчива, а я... как будто... обманывал тебя. Тогда было еще ново чувство...
- А теперь уж оно не новость, и ты начинаешь скучать.
- Ах, нет, Ольга! Ты несправедлива. Ново, говорю я, и потому некогда, невозможно было образумиться. Меня убивает совесть: ты молода, мало знаешь свет и людей, и притом ты так чиста, так свято любишь, что тебе и в голову не приходит, какому строгому порицанию подвергаемся мы оба за то, что делаем, - больше всего я.
- Что же мы делаем? - остановившись, спросила она.
- Как что? Ты обманываешь тетку, тайком уходишь из дома, видишься наедине с мужчиной... Попробуй сказать это все в воскресенье, при гостях...
- Отчего же не сказать? - произнесла она покойно. - Пожалуй, скажу...
- И увидишь, - продолжал он, - что тетке твоей сделается дурно, дамы бросятся вон, а мужчины лукаво и смело посмотрят на тебя...
Она задумалась.
- Но ведь мы - жених и невеста! - возразила она.
- Да, да, милая Ольга, - говорил он, пожимая ей обе руки, - и тем строже нам надо быть, тем осмотрительнее на каждому шагу. Я хочу с гордостью вести тебя под руку по этой самой аллее, всенародно, а не тайком, чтоб взгляды склонялись перед тобой с уважением, а не устремлялись на тебя смело и лукаво, чтоб ни в чьей голове не смело родиться подозрение, что ты, гордая девушка, могла очертя голову, забыв стыд и воспитание, увлечься и нарушить долг...
- Я не забыла ни стыда, ни воспитания, ни долга, - гордо ответила она, отняв руку от него.
- Знаю, знаю, мой невинный ангел, но это не я говорю, это скажут люди, свет, и никогда не простят тебе этого. Пойми, ради бога, чего я хочу. Я хочу, чтоб ты и в глазах света была чиста и безукоризненна, какова ты в самом деле...
Она шла задумавшись.
- Пойми, для чего я говорю тебе это: ты будешь несчастлива, и на меня одного ляжет ответственность в этом. Скажут, я увлекал, закрывал от тебя пропасть с умыслом. Ты чиста и покойна со мной, но кого ты уверишь в этом?
Кто поверит?
- Это правда, - вздрогнув, сказала она. - Слушай же, - прибавила решительно, - скажем все ma tante, и пусть она завтра благословит нас...
Обломов побледнел.
- Что ты? - спросила она.
- Погоди, Ольга: к чему так торопиться?.. - поспешно прибавил он.
У самого дрожали губы.
- Не ты ли, две недели назад, сам торопил меня?- спросила она, глядя сухо и внимательно на него.
- Да я не подумал тогда о приготовлениях, а их много! - сказал он вздохнув.
- Дождемся только письма из деревни.
- Зачем же дожидаться письма? Разве тот или другой ответ может изменить твое намерение? - спросила она, еще внимательнее глядя на него.
- Вот мысль! Нет; а все нужно для соображений: надо же будет сказать тетке, когда свадьба. С ней мы не о любви будем говорить, а о таких делах, для которых я вовсе не приготовлен теперь.
- Тогда и скажем, как получишь письмо, а между тем все будут знать, что мы жених и невеста, и мы будем видеться ежедневно. Мне скучно, - прибавила она, - я томлюсь этими длинными днями; все замечают, ко мне пристают, намекают лукаво на тебя... Все это мне надоело!
- Намекают на меня? - едва выговорил Обломов.
- Да, по милости Сонечки.
- Вот видишь, видишь? Ты не слушала меня, рассердилась тогда!
- Ну, что, видишь? Ничего не вижу, вижу только, что ты трус... Я не боюсь этих намеков.
- Не трус, а осторожен... Но пойдем, ради бога, отсюда, Ольга; смотри, вон карета подъезжает. Не знакомые ли? Ах! Так в пот и бросает... Пойдем, пойдем... - боязливо говорил он и заразил страхом и ее.
- Да, пойдем скорее, - сказала и она шепотом, скороговоркой.
И они почти побежали по аллее до конца сада, не говоря ни слова: Обломов, оглядываясь беспокойно во все стороны, а она, совсем склонив голову вниз и закрывшись вуалью.
- Так завтра! - сказала она, когда они были у того магазина, где ждал ее человек.
- Нет, лучше послезавтра... или нет, в пятницу или субботу, - отвечал он.
- Отчего ж?
- Да... видишь, Ольга... я все думаю, не подоспеет ли письмо?
- Пожалуй. Но завтра та'к приди, к обеду, слышишь?
- Да, да, хорошо, хорошо! - торопливо прибавил он, а она вошла в магазин.
"Ах, боже мой, до чего дошло! Какой камень вдруг упал на меня! Что я теперь стану делать? Сонечка! Захар! франты..."
VI
Он не заметил, что Захар подал ему совсем холодный обед, не заметил, как после того очутился в постели и заснул крепким, как камень, сном.
На другой день он содрогнулся при мысли ехать к Ольге: как можно! Он живо представил себе, как на него все станут смотреть значительно.
Швейцар и без того встречает его как-то особенно ласково. Семен так и бросается сломя голову, когда он спросит стакан воды. Катя, няня провожают его дружелюбной улыбкой.
"Жених, жених!" - написано у всех на лбу, а он еще не просил согласия тетки, у него ни гроша денег нет, и он не знает, когда будут, не знает даже, сколько он получит дохода с деревни в нынешнем году; дома в деревне нет - хорош жених!
Он решил, что до получения положительных известий из деревни он будет видеться с Ольгой только в воскресенье, при свидетелях. Поэтому, когда пришло завтра, он не подумал с утра начать готовиться ехать к Ольге.
Он не брился, не одевался, лениво перелистывал французские газеты, взятые на той неделе у Ильинских, не смотрел беспрестанно на часы и не хмурился, что стрелка долго не подвигается вперед.
Захар и Анисья, думали, что он, по обыкновению, не будет обедать дома, и не спрашивали его, что готовить.
Он их разбранил, объявив, что он совсем не всякую среду обедал у Ильинских, что это "клевета", что обедал он у Ивана Герасимовича и что вперед, кроме разве воскресенья, и то не каждого, будет обедать дома.
Анисья опрометью побежала на рынок за потрохами для любимого супа Обломова.
Приходили хозяйские дети к нему: он проверил сложение и вычитание у Вани и нашел две ошибки. Маше налиновал тетрадь и написал большие азы, потом слушал, как трещат канарейки, и смотрел в полуотворенную дверь, как мелькали и двигались локти хозяйки.
Часу во втором хозяйка из-за двери спросила, не хочет ли он закусить: у них пекли ватрушки. Подали ватрушки и рюмку смородиновой водки.
Волнение Ильи Ильича немного успокоилось, и на него нашла только тупая задумчивость, в которой он пробыл почти до обеда.
После обеда, лишь только было он, лежа на диване, начал кивать головой, одолеваемый дремотой, - дверь из хозяйской половины отворилась, и оттуда появилась Агафья Матвеевна с двумя пирамидами чулок в обеих руках.
Она положила их на два стула, а Обломов вскочил н предложил ей самой третий, но она не села; это было не в ее привычках: она вечно на ногах, вечно в заботе и в движении.
- Вот я разобрала сегодня ваши чулки, - сказала она, - пятьдесят пять пар, да почти все худые...
- Какие же вы добрые! - говорил Обломов, подходя к ней и взяв ее шутливо слегка за локти.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Скачать полный текст (971 Кб)
Перейти на страницу автора
|
|