|
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Вдруг хозяйка, в испуге, вбежала к нему.
- К вам гость! - сказала она.
- Кто же: Тарантьев или Алексеев?
- Нет, нет, тот, что обедал в ильин день.
- Штольц? - в тревоге говорил Обломов, озираясь кругом, куда бы уйти. - Боже! Что он скажет, как увидит... Скажите, что я уехал! - торопливо прибавил он и ушел к хозяйке в комнату.
Анисья кстати подоспела навстречу гостю. Агафья Матвеевна успела передать ей приказание. Штольц поверил, только удивился, как это Обломова не было дома.
- Ну, скажи, что я через два часа приду, обедать буду! - сказал он и пошел поблизости, в публичный сад.
- Обедать будет! - с испугом передавала Анисья.
- Обедать будет! - повторила в страхе Агафья Матвеевна Обломову.
- Надо другой обед изготовить, - решил он помолчав.
Она обратила на него взгляд, полный ужаса. У ней оставался всего полтинник, а до первого числа, когдабратец выдает деньги, осталось еще десять дней. В долг никто не дает.
- Не успеем, Илья Ильич, - робко заметила она, - пусть покушает, что есть...
- Не ест он этого, Агафья Матвеевна: ухи терпеть не может, даже стерляжьей не ест; баранины тоже в рот не берет.
- Языка можно в колбасной взять! - вдруг, как будто по вдохновению, сказала она, - тут близко.
- Это хорошо, это можно: да велите зелени какой-нибудь, бобов свежих...
- Бобы восемь гривен фунт! - пошевелилось у ней в горле, но на язык не сошло.
- Хорошо, я сделаю... - сказала она, решившись заменить бобы капустой.
- Сыру швейцарского велите фунт взять! - командовал он, не зная о средствах Агафьи Матвеевны, - и больше ничего! Я извинюсь, скажу, что не ждали... Да если б можно бульон какой-нибудь.
Она было ушла.
- А вина? - вдруг вспомнил он.
Она отвечала новым взглядом ужаса.
- Надо послать за лафитом, - хладнокровно заключил он.
VI
Через два часа пришел Штольц.
- Что с тобой? Как ты переменился, обрюзг, бледен! Ты здоров? - спросил Штольц.
- Плохо здоровье, Андрей, - говорил Обломов, обнимая его, - левая нога что-то все немеет.
- Как у тебя здесь гадко! - сказал, оглядываясь, Штольц. - Что это ты не бросишь этого халата? Смотри, весь в заплатах!
- Привычка, Андрей; жаль расстаться.
- А одеяло, а занавески... - начал Штольц, - тоже привычка? Жаль переменить эти тряпки? Помилуй, неужели ты можешь спать на этой постели? Да что с тобой?
Штольц пристально посмотрел на Обломова, потом опять на занавески, на постель.
- Ничего, - говорил смущенный Обломов, - ты знаешь, я всегда был не очень рачителен о своей комнате... Давай лучше обедать. Эй, Захар! Накрывай скорей на стол... Ну, что ты, надолго ли? Откуда?
- Узнай, что я и откуда? - спросил Штольц. - До тебя ведь здесь не доходят вести из живого мира?
Обломов с любопытством смотрел на него и дожидался, что он скажет.
- Что Ольга? - спросил он.
- А, не забыл! Я думал, что ты забудешь, - сказал Штольц.
- Нет, Андрей, разве ее можно забыть? Это значит забыть, что я когда-то жил, был в раю... А теперь вот!.. - Он вздохнул. - Но где же она?
- В своей деревне, хозяйничает.
- С теткой? - спросил Обломов.
- И с мужем.
- Она замужем? - вдруг, вытаращив глаза, произнес Обломов.
- Чего ж ты испугался? Не воспоминания ли?.. - тихо, почти нежно прибавил Штольц.
- Ах, нет, бог с тобой! - оправдывался Обломов, приходя в себя. - Я не испугался, но удивился; не знаю, почему это поразило меня. Давно ли?
Счастлива ли? скажи, ради бога. Я чувствую, что ты снял с меня большую тяжесть! Хотя ты уверял меня, что она простила, но, знаешь... я не был покоен! Все грызло меня что-то... Милый Андрей, как я благодарен тебе!
Он радовался так от души, так подпрыгивал на своем диване, так шевелился, что Штольц любовался им и был даже тронут.
- Какой ты добрый, Илья! - сказал он. - Сердце твое стоило ее! Я ей все перескажу...
- Нет, нет, не говори! - перебил Обломов. - Она сочтет меня бесчувственным, что я с радостью услыхал о ее замужестве.
- А радость разве не чувство, и притом еще без эгоизма? Ты радуешься только ее счастью...
- Правда, правда! - перебил Обломов. - Бог знает, что я мелю... Кто ж, кто этот счастливец? - Я и не спрошу.
- Кто? - повторил Штольц. - Какой ты недогадливый, Илья!
Обломов вдруг остановил на своем друге неподвижный взгляд: черты его окоченели на минуту, и румянец сбежал с лица.
- Не... ты ли? - вдруг спросил он.
- Опять испугался. Чего же? - засмеявшись, сказал Штольц.
- Не шути, Андрей, скажи правду! - с волнением говорил Обломов.
- Ей богу, не шучу. Другой год я женат на Ольге.
Мало-помалу испуг пропадал в лице Обломова, уступая место мирной задумчивости; он еще не поднимал глаз, но задумчивость его через минуту была уж полна тихой и глубокой радости, и когда он медленно взглянул на Штольца, во взгляде его уж было умиление и слезы.
- Милый Андрей! - произнес Обломов, обнимая его. - Милая Ольга... Сергевна!
- прибавил потом, сдержав восторг. - Вас благословил сам бог! Боже мой! как я счастлив! Скажи же ей...
- Скажу, что другого Обломова не знаю! - перебил его глубоко тронутый Штольц.
- Нет, скажи, напомни, что я встретился ей затем, чтоб вывести ее на путь, и что я благословляю эту встречу, благословляю ее и на новом пути! Что, если б другой... - с ужасом прибавил он, - а теперь, - весело заключил он,
- я не краснею своей роли, не каюсь; с души тяжесть спала; там ясно, и я счастлив. Боже! благодарю тебя!
Он опять чуть не прыгал на диване от волнения: то прослезится, то засмеется.
- Захар, шампанского к обеду! - закричал он, забыв, что у него не было ни гроша.
- Все скажу Ольге, все! - говорил Штольц. - Недаром она забыть не может тебя. Нет, ты стоил ее: у тебя сердце, как колодезь, глубоко!
Голова Захара выставилась из передней.
- Пожалуйте сюда! - говорил он, мигая барину.
- Что там? - с нетерпением спросил он. - Поди вон!
- Денег пожалуйте! - шептал Захар.
Обломов вдруг замолчал.
- Ну, не нужно! - шепнул он в дверь. - Скажи, что забыл, не успел! Поди!..
Нет, поди сюда! - громко сказал он. - Знаешь ли новость, Захар? Поздравь:
Андрей Иванович женился!
- Ах, батюшка! Привел бог дожить до этакой радости! Поздравляем, батюшка, Андрей Иваныч; дай бог вам несчетные годы жить, деток наживать. Ах, господи, вот радости!
Захар кланялся, улыбался, сипел, хрипел. Штольц вынул ассигнацию и подал ему.
- На вот тебе, да купи себе сюртук, - сказал он, - посмотри, ты точно нищий.
- На ком, батюшка? - спросил Захар, ловя руки Штольца.
- На Ольге Сергевне - помнишь? - сказал Обломов.
- На Ильинской барышне! Господи! Какая славная барышня! Поделом бранили меня тогда Илья Ильич, старого пса! Грешен, виноват: все на вас сворачивал.
Я тогда и людям ильинским рассказал, а не Никита! Точно, что клевета вышла.
Ах ты, господи, ах, боже мой!.. - твердил он, уходя в переднюю.
- Ольга зовет тебя в деревню к себе гостить: любовь твоя простыла, неопасно: ревновать не станешь. Поедем.
Обломов вздохнул.
- Нет, Андрей, - сказал он, - не любви и не ревности я боюсь, а все-таки к вам не поеду.
- Чего ж ты боишься?
- Боюсь зависти: ваше счастье будет для меня зеркалом, где я все буду видеть свою горькую и убитую жизнь; а ведь уж я жить иначе не стану, не могу.
- Полно, милый Илья! Нехотя станешь жить, как живут около тебя. Будешь считать, хозяйничать, читать, слушать музыку. Как у ней теперь выработался голос! Помнишь Casta diva?
Обломов замахал рукой, чтоб он не напоминал.
- Едем же! - настаивал Штольц. - Это ее воля; она не отстанет. Я устану, а она нет. Это такой огонь, такая жизнь, что даже подчас достается мне. Опять забродит у тебя в душе прошлое. Вспомнишь парк, сирень и будешь пошевеливаться...
- Нет, Андрей, нет, не поминай, не шевели, ради бога! - серьезно перебил его Обломов. - Мне больно от этого, а не отрадно. Воспоминания - или величайшая поэзия, когда они - воспоминания о живом счастье, или - жгучая боль, когда они касаются засохших ран... Поговорим о другом. Да, я не поблагодарил тебя за твои хлопоты о моих делах, о деревне. Друг мой! Я не могу, не в силах; ищи благодарности в своем собственном сердце, в своем счастье - в Ольге... Сергевне, а я... я... не могу! Прости, что сам я до сих пор не избавил тебя от хлопот. Но вот скоро весна, я непременно отправлюсь в Обломовку...
- А знаешь, что делается в Обломовке? Ты не узнаешь ее! - сказал Штольц. - Я не писал к тебе, потому что ты не отвечаешь на письма. Мост построен, дом прошлым летом возведен под крышу. Только уж об убранстве внутри ты хлопочи сам, по своему вкусу - за это не берусь. Хозяйничает новый управляющий, мой человек. Ты видел в ведомости расходы...
Обломов молчал.
- Ты не читал их? - спросил Штольц, глядя на него. - Где они?
- Постой, я после обеда сыщу; надо Захара спросить.
- Ах Илья, Илья! Не то смеяться, не то плакать.
- После обеда сыщем. Давай обедать!
Штольц поморщился, садясь за стол. Он вспомнил ильин день: устриц, ананасы, дупелей; а теперь видел толстую скатерть, судки для уксуса и масла без пробок, заткнутые бумажками; на тарелках лежало по большому черному ломтю хлеба, вилки с изломанными черенками. Обломову подали уху, а ему суп с крупой и вареного цыпленка, потом следовал жесткий язык, после баранина.
Явилось красное вино. Штольц налил полстакана, попробовал, поставил стакан на стол и больше уж не пробовал. Илья Ильич выпил две рюмки смородинной водки, одну за другой, и с жадностью принялся за баранину.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Скачать полный текст (971 Кб)
Перейти на страницу автора
|