|
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
- Агаша, да прими же в расчет дурость времени, обалдение людей.
- Не винтись, Грек, грешник, - ласково отвечал Агат, прихлебывая из чайного стакана темное вино, от которого исходил странный запах клопа и ладана.
- Ой, Агат, - вздыхал Грек.
- Не мешай судьбе, - говорил Агат.
Платону очень хотелось понять, чем занимается этот щеголь и красавец и чем еще, кроме своего мастерства, занят Грек? Почему он ходит с Агатом по ночам и становится все более беспокойным?
И вот, однажды утром, когда Грек, натрепав за что-то уши Коське, исчез, Платон подумал вслух:
- Что он делает?
- Фальшивые деньги, конешно...
- З-з-з, - процедил Платон сквозь зубы, испуганно повернувшись в кресле, глядя в угол, - там в пыльном сумраке, пауком сидел на полу Коська, скрепляя порванные цепи гирь, щелкая плоскогубцами, и качал бритой, медноволосой башкой.
- Зачем? - спросил Платон. - Т.-е...
- Н-ну, - ответил Коська тихо и сердито, - хочет хорошо жить.
- Врешь, - сказал Платон, уже зная почему-то, что Коська прав.
- Ну, - отозвался шершавый мальчик.
Платон, смигнув из глаза лупу на ладонь, как это делал Ананий, задумался:
- Такой тщедушный, живет без слов, как мышь, а - вот что знает! Фальшивые деньги, конечно, так и есть. Грек погубит меня, чорт его возьми. Надо искать другое место. Даже уехать в другой город.
Темным волнующим ручьем протекали быстрые минуты, полные тревоги. Коська в углу позвякивал цепями, напоминая о кандалах арестантов, которые ежемесячно проползали серой вереницей крыс по улице к вокзалу. Чувствуя себя развинченным, ослабевшим от испуга, Платон, искоса поглядывая на медный шар Коськиной головы, сказал:
- Болтаешь зря, ерунду...
- Я только вам.
- Из твоей башки десяток маятников надо бы нарезать.
- Чать голова внутри пустая, - удивленно напомнил Коська и прибавил:
- А вы - не деретесь.
- Нет, его не испугаешь, - снова задумался Платон. - И не за что пугать, это хорошо, что он сказал.
До этих минут мальчишка ничем не удивлял его, он казался глупым, как все мальчишки, тараканов называл "ползуканами", а разбив чайный стакан, сказал:
- Какое стекло всегда бойкое!
Однажды, посланный Агатом в дом Мелиты Шварцман, Коська принес оттуда большой ворох разноцветных лоскутков.
- Это что? - спросил Платон.
- Лоскусочки.
- Надо говорить - лоскуточки...
- Почему?
Платон не знал - почему.
- А зачем тебе?
- Сестре.
Почему-то не верилось, что у такого пыльного человечка есть сестра. Вспомнив все это о Коське, Платон подумал, что мальчишка, может-быть, только притворяется глупым, а на самом деле он - хитрый и приставлен следить за Платоном.
- Уйду отсюда...
Вечером, тревожно звякнув всеми стеклами и колокольчиком, распахнулась дверь с улицы, вторгся Грек, густо посоленный снегом, и начал ругаться:
- Погода, чорт, гадость...
Платон смигнул на ладонь лупу и сказал торопливо, но со всей твердостью, на какую был способен:
- Я не хочу больше работать у вас, рассчитайте меня.
Грек, снимавший пальто, развел руки, и пальто повисло за спиной его как огромные крылья. Он спросил:
- Это что еще?
И обвел Платона строгим, связавшим его взглядом.
- Дурак.
- Не ругайтесь, я не мальчик.
- Еще в морду дам, - обещал Грек и крикнул Коське. - Прими пальто, не видишь?
Он быстро прошел в комнату, толкнув Коську вперед себя; минуты через две шопота Коська взвизгнул:
- Дяденька, - ой! Вы сами велели...
Дверь отворилась, Коська стремглав бросился на улицу, загремел ставнями окна и двери, вогнал с улицы в магазин темноту.
Платон, вздохнув, подумал:
- Не буду зажигать огонь и не пойду к нему.
Но Грек сам вошел в магазин, налил его светом электричества и сразу ожег Платона струею горячих слов.
- Так, значит, я делаю фальшивые деньги, да?
Он топнул ногою и понизив голос, спросил:
- А кто царские портреты патокой мажет? А кого вешают за это? Кого в каторгу? Царь-то где? Вот я покажу его так, как он есть, с мухами, царь-то у меня спрятан! Ты, дурак, бабьи волосы, думаешь: это - шутки?
Слова Грека не очень пугали Платона, но жутко было это копченое, чернозубое лицо, и нехорошо сверкали голые, грязно масляные глаза. Грек говорил быстро, следить за его словами Платон не успевал, и ему казалось, что Грек играет им, подкидывает его как мяч: угрожая, издеваясь, посмеиваясь и успокаивая, он не давал верить ни угрозам, ни утешениям. Было бы лучше, понятнее, если б он только грозил, но он насмехался:
- Орясина, я нарочно научил мальчишку испытать твою скромность, а ты ему поверил.
А вслед за этим он спрашивал:
- Деньги делает - кто? Царь! А царь тебе - кто? Ну?
- Не знаю, - сказал Платон, вспомнив побои отца, трепку ветеринара, угрожающее пение маляра Дерябина, свист снегирей.
- Не знаешь, а патокой мажешь? Врешь, у тебя тайное знакомство со студентами. Сибирь тебе!
Слова Грека брызгали точно корка лимона, если ее крепко пожать, и весь он трепетал как петух бегущий против ветра.
- Царь живет на твои деньги, в каждом его рубле девять гривен твои, даже - девяносто три копейки, - можешь это понять? Даже Коська понимает, что царь живет на наши деньги...
Пришел Агат, вежливо поздоровался с Платоном, улыбаясь выслушал рассказ Грека о том, как ловко Коська уличил Платона в легковерии, и сказал, вздохнув:
- Ерунда.
Потом, разглядывая черный ноготь пальца на левой руке своей, прибавил:
- Надо что-то делать решительно.
- Беспокоит? - осведомился Грек.
- Хоть отрубить.
Платона укусил страх, заставив подумать, что эти люди могут и его отрубить как больной палец. Ясно, что Агат пришел не случайно. Грек посылал за ним Коську, вот мальчик воротился и возится в комнате.
- Даже Коська, - повторил Грек, вскочив и надевая пальто, а Платон, чувствуя себя связанным, зажатым в тиски, сказал примирительно:
- Коська очень умный...
- То-то же, - проворчал Грек и, встряхнув с шапки растаявший снег, ушел. Агат, проводив его в комнату, ласково сказал там:
- Мальчик, теплой воды и тряпочку.
Он минут десять делал там что-то, вполголоса разговаривая с Коськой, потом, отворив дверь, кивнул Платону головою:
- До свиданья!
- Чай пить, - позвал Коська.
За чаем Платон спросил мальчика:
- Какие деньги они делают?
- Никакие, конечно.
Подняв от блюдца корявую, источенную оспой рожицу, Коська сказал:
- Вы думаете что? Эраст Константиныч нарочно научил меня сказать про деньги, а денег-то и нет!
- Врет, жулик, а я пропал, - подумал Платон.
Когда мальчик лег спать, Платон, подавленный страхом, чувствуя себя птицей, попавшей в сеть, сел за работу в магазине, не зная: чему верить? Делает Грек деньги или нет? Наверное Грек занимается темными делами, может-быть, скупает краденое, но - деньги? Если донести на него полиции, он, конечно, скажет о портрете царя, а Платон знал, как много людей страдают за непочтение к царю; знал, что сын сумасшедшего почтмейстера, студент, посажен в тюрьму только за то, что написал на памятнике, под словами "Александр III": "И довольно, больше не надо".
- Да и что мог бы я сказать полиции о Греке? - думал он и не заметил, как у него явилась утешительная мысль: не всякому человеку удается попасть в шайку фальшивомонетчиков.
Он вынул из кармана две бумажки: в три и в пять рублей. Пятирублевка была, несомненно, настоящая, грязная, измятая, с отрепанными краями, а зеленоватая трехрублевая нова, чиста; она честно поскрипывала в пальцах, такая приятная, что ее хотелось сунуть в верхний карман пиджака, так, чтоб уголок был виден, как пунцовый платочек в кармане Агата.
- Конечно, эта, - решил Платон, бережно сложив бумажку, отделил ее от грязной настоящей и задумался: как это чудесно, что, вот, маленькая бумажка, сделанная, вероятно, Агатом, даст ему место в цирке перед ложами, среди богатых людей, даст право пообедать в лучшем ресторане и даже посетить очень порядочный дом с веселыми девицами. Да, Агат замечательный человек, он, может-быть смелее даже Лесли Мортона...
- А что бы я сделал, если б у меня было много фальшивых денег?
Он тотчас решил, что открыл бы солиднейшее увеселительное заведение, пригласив самых серьезнейших эксцентриков и лучших музыкальных клоунов.
С этой мыслью он и лег спать, а рано утром, еще до чая, в дверь со двора ворвался Грек по колено в снегу, с красными ушами, обругал мороз, солнце, бога, вынул из кармана неизбежный рахат-лукум и сел к столу, ерзая, пощипывая беспокойное тело свое.
- Послушайте, Эраст Константинович, - сказал Платон, - я хотел бы серьезно поговорить о деньгах...
- Говорить можно обо всем, - неопределенно молвил Грек и, вынув бумажник, отсчитал Платону пять трехрублевок, потертых и явно настоящих. - Вот, деньги, получи. И не пищи.
- Я не об этих...
- Деньги все одинаковы, - пробормотал Грек, разжевывая вязкое лакомство, затвердевшее на морозе.
- Вы знаете, - продолжал Платон, - я человек скромный и честный.
- Известный, интересный, а я - несносный, купоросный.
- И я нежадный, - упрямо продолжал Платон. - Я иду на это потому, что люблю все скрытое; я, ведь, понимаю, что все, - кроме часов, конечно, - скрывает в себе свой секрет. И даже деньги, деньги, даже - особенно.
- Да, да? - вопросительно пробормотал Грек, слушая глазами. - Да, да, - ну?
- Когда человек сам делает деньги, а не кто-то неизвестный, это, конечно, интереснее, тут - сам делаешь ключи ко всему, так я думаю. Так?
Грек точно наскочил на что-то, минуту подумал и забормотал:
- Деньги - пустяки. Один - за целковый счастлив, а другой и при пятистах плачет, вот они, деньги! Деньги - дело куриное, а я - петух. Застежечку к брошке припаял? Давай.
Сунув брошь в карман, не допив чай, он выкатился на улицу, увлекая за собою Коську, а Платон, вынув из кармана трехрублевку, внимательно рассмотрел ее на свет и вздохнул: днем бумажка эта тоже казалась настоящей, и это как бы понижало чудесную силу, заключенную в ней. Конечно, и на три рубля, сделанные по заказу царя, тоже получишь те удовольствия, какие дает трешница работы Агата и, конечно, это безопаснее, но - обыкновенно. И, ведь, ясно, что если б каждый человек сам для себя умел печатать деньги, не было бы жадных, воров, нищих и девушек, которые любят только потому, что хотят одеваться нарядно.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Скачать полный текст (98 Кб)
Перейти на страницу автора
|