Главная / Стихи / Проза / Биографии

Поиск:
 

Классикару

На ножах (Николай Лесков)


Страницы: 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63  64  65  66  67  68  69  70  71  72  73  74  75  76  77  78  79  80  81  82  83  84  85  86  87  88  89  90  91  92  93  94  95  96  97  98  99  100  101  102  103  104  105  106  107  108  109  110  111  112  113  114  115  116  117  118  119  120  121  122  123  124  125  126  127  128  129  130  131  132  133  134  135  136  137  138  139  140  141  142  143  144  145  146  147  148  149  150  151  152  153  154  155  156  157  158  159  160  161  162  163  164  165 


Надо признать, что этот лесковский образ до некоторой степени автобиографичен и дает нам представление об общественной позиции автора романа, в душе которого "странно соединились уверенность и сомнение, идеализм и скептицизм" {Горький А. М. Н. С. Лесков // Несобранные литературно-критические статьи. - С. 90.}. "Не могу тебе выразить, - пишет Подозеров другу, и это звучит как автопризнание Лескова, - как это нестерпимо для меня, что в наше время, - хочешь ты или не хочешь, - непременно должен быть политиком, к чему я, например, не имею ни малейшего влечения. Я бы не хотел ничего иного, как только делать свое дело с неизменною всегдашнею и тебе, может быть, памятною моею уверенностью, что, делая свое дело честно, исполняя ближайший долг свой благородно, человек самым наилучшим органическим образом служит наилучшим интересам своей страны, но у нас в эту пору повсюду стало не так; у нас теперь думают, что прежде всего надо стать с кем-нибудь на ножи, а дело уже потом; дело - это вещь второстепенная. По-моему, это ужасная гадость, и я этого сколько мог тщательно избегал и, представь ты, нашел себе через "эту подлость" массу недоброжелателей, приписывающих мне всяческие дурные побуждения, беспрестанно ошибавшихся в своих заключениях, досадовавших на это и наконец окончательно на меня разгневавшихся за то, что не могут подвести меня под свои таблицы, не могут сказать: что я такое и что за планы крою я в коварной душе моей?.."

Так сказал бы и Лесков в ответ на пересуды тех критиков, которые непременно хотели зачислить его в катковский лагерь консерваторов.

Трезво относясь как к охранителям существующего строя, так и к разного рода авантюрным "желчевикам" и "нетерпеливцам", Лесков пытался отстоять независимость своей общественной позиции. Поэтому символическое название романа в другой сюжетной ситуации обретает и иной смысл.

Когда любимый герой Лескова Подозеров, после столкновения с "негилистами", предстанет перед читателями нравственно истощенным и физически разбитым, его близкий друг и поверенный в делах Форов воскликнет: "Нет, теперь нет союзов, а все на ножах". И это восклицание как нельзя лучше пояснит политическое и экономическое кризисное состояние России, безрезультатно пережившей революционную ситуацию.

Создавался роман "На ножах" в беспокойные и беспорядочные дни жизни Лескова. Не случайно в своем самом последнем предсмертном интервью автор скажет о нем: "По-моему, это есть самое безалаберное из моих слабых произведений" {Новости и биржевая газета. - 1885. 19 февр.}. Связанный обязательствами перед журналом, Лесков "гнал" роман так, что за ним не успевал переписчик. По приятельству роман перебелила Е. С. Иванова, участница дружеского кружка, сложившегося вокруг семейства Лескова в эти годы.

Следует сразу сказать, что идейного единства с редакцией "Русского вестника" и М. Н. Катковым у Лескова не было. Роман подвергся в рукописи грубой правке. Редакционные мытарства отражают письма к Н. А. Любимову, "правой руке" М. Н. Каткова, от которого больше всего и пострадал роман. "... Никак не ожидал и не мог ожидать выхода своей работы в таком оконфуженном виде... - с тревогой писал Лесков редактору. - Убийственнее всего на меня действует то, что я не могу взять себе в толк причин произведенных в моем романе совсем уже не редакторских урезок и вредных для него изменений. Так: вылущены речи, положенные мною в основу развития характеров и задач (например, заботы Форовой привести мужа к Богу); жестоко нивелирована типичность языка, замененная словами банального свойства ; ослаблена рисовка лиц и даже допущен nonsens (разговор о законе, имевший смысл лишь после разговора о разводах - что выброшено совсем во вред)...

Крайне расстроенный и огорченный, я не нахожу даже слов, как уместнее выразить Вам мою просьбу помилосердствовать надо мною и не отнимать у меня средства окончить работу с уверенностью, что Вы не отвергаете во мне известной доли смысла и сознания для того, чтобы соображать материал моей постройки..." {Письмо от 18 ноября 1870 // Лесков Н. С. Собр. соч. - Т. 10. - С. 277-278.}.

Несмотря на заинтересованность в гонораре, Лесков вполне определенно дает далее понять редактору, что он, при всем "тяготении к уважаемой редакции "Русского вестника", если та не ослабит свой пыл, "должен отказать себе в удовольствии служить ей... должно быть мало пригодными силами" {Там же. - С. 278.}.

Только преднамеренно исказив факты, можно назвать роман произведением, "выполненным по рецептам Каткова" {Там же. - С. 278.}. Отношения с редакцией у Лескова складывались при обоюдном непонимании и так его нервировали, что даже о неудачно написанном к нему письме третьего лица он язвительностью говорит: "Письмо Ваше страдает неполнотой, точно Любимов "приготовил его к печати". Работу с Любимовым Лесков называет "любимовские пытки", а самого его "ужасный человек, Аттила, бич литературы".

Обращаясь к П. К. Щебальскому (1810-1886), историку и критику, близкому к редакции "Русского вестника", Лесков в отчаянии просит защитить его от Любимова: "Помогите, Бога ради, если чем можете подействовать на сего ужасного оператора" в.

Не понимая целей редакторской правки, Лесков в том же письме сообщает о Любимове: "...он черкает не рассуждения, не длинноты, а самую суть фабулы!! Он обворовал Ларису ни за что, ни про что, и именно в ноябрьской книжке, в разговоре Форовой с Синтяниною у реки. Раз показано было, что "Лара роковая и скрывает в себе нечто, а может быть и ничто", - далее: старик генерал о ней говорит, что "ее, как калмыкскую лошадь, один калмык переупрямит", - это все нужные, необходимые ритурнели, и их нет, и зачем их нет, это один черт знает! И добро бы это были длинноты, - нет, это говорилось в кратчайших словах. То есть просто черт его знает чего он хочет и из чего, из какого шиша я теперь сделаю эту Ларису? Отчаяние полное и бесконечное! я готов бросить роман недописанным, потому что все равно боюсь, что гей профессор с его резвыми руками совсем меня спутает, и романа станет нельзя свести с концом".

П. К. Щебальскому и другу литературной юности А. С. Суворину, которые были в курсе всех проблем, связанных с публикацией романа, Лесков жалуется, что Любимов не дал ему наделить своих героев отдельными соответствующими авторскому замыслу чертами. Таким образом, кроме Форовой и Ларисы, пострадали почти все герои романа: генеральша Синтянина ("Любимов мне не позволил "живописать мою видящую под землей генеральшу"), Горданов ("Горданову не позволяют быть во фраке, когда он осуждает неуклюжий сак Базарова"); майор Форов - по замыслу Лескова "непосредственное продолжение нигилизма" ("Форов - лицо, впрочем, наиболее потерпевшее от уступок, какие я должен был в нем сделать. Они простираются очень, очень далеко, и вширь, и вдоль, и вглубь..."). Говоря о совместной работе с редактором, Лесков писал: "Он убил меня, этот "милый сердцем невежда", которому не понятно ни одно живое человеческое отношение".

В разгар этой переписки Щебальский, видимо, желая смягчить лесковские столкновения с редакцией "Русского вестника", с намеком на авторскую пристрастность называет писателя "чадолюбивым отцом своих творений". В ответном письме Лесков выражает неудовлетворенность своим сотрудничеством с катковской редакцией тем, что никак не может принять этих слов в свой адрес, так как "я их (свои творения. - А. Ш.), - пишет Лесков, - чуть ли не как щенят закидываю (чего и не поставлю себе в похвалу, а наипаче в покор и порицание)" {Лесков Н. С. Собр. соч. - Т. 10. - С. 29}.

Роман дописывался через силу, и это в период, который в творческом отношении можно считать интенсивным: параллельно завершались лучшие произведения - "Соборяне" (1866-1872), "Смех и горе" (1871), Лесков уже сложился как писатель.

Из совместной работы с редакцией "Русского вестника", однако, не выходило ничего "...кроме досады, охлаждения энергии, раздражения, упадка сил творчества и, наконец, фактических нелепостей и несообразностей..." {Там же. - С. 307.}. И Лесков, подводя некоторый итог, признается П. К. Щебальскому в письме от 16 апреля 1871 г.; "... я дописываю роман, комкая все как попало, лишь бы исполнить программу" {Там же.}.

Наконец роман, растянувшийся на страницах "Русского вестника" почти на два года, получает сюжетное завершение. Автор находит средства преодолеть уголовную фабулу {убийство ради богатого наследства), изыскав для этого какие-то невероятно сложные романические приемы. Чтобы поставить точку, более для себя, чем для читателя, он пишет: "Так завершилось дело, на сборы к которому потрачено столько времени и столько подходов, вызвавшихся взаимным друг к другу недоверием всех и каждого". Как бы ощущая искусственность сконструированных им обстоятельств и описанных страстей, Лесков добавляет:

"Актеры этой драмы в конце ее сами увидали себя детьми, которые, изготовляя бумажных солдатиков, все собираются произвесть им генеральное сражение и не замечают, как время уходит и зовет их прочь от этих игрушек, безвестно где-то погибающих в черной яме".

Эпилог романа "На ножах" поражает читателя прагматическим отношением автора к судьбам героев. Те из них, чей жизненный путь был не ясен Лескову, уходят с романной сцены, скоропостижно умирая. Кончает с собой Лариса в эффектно обставленных и неправдоподобных для обыкновенного самоубийства обстоятельствах. В следственной камере, отравленный, умирает Павел Горданов, один из главных организаторов убийства богатого Бодростина. Их участь разделили "мироносица" Катерина Астафьевна Форова, так и не сумевшая спасти свою племянницу Ларису от сокрушившей ее привязанности к ней Горданова, приемная дочь генеральши Синтяниной, глухонемая Вера, своими вещими предсказаниями на"мечавшая повороты в ходе основной интриги и отношениях героев. Те, кто своим поведением в начале романа не соответствует роли, предназначенной для них автором, в его конце нравственно перерождаются.


Страницы: 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63  64  65  66  67  68  69  70  71  72  73  74  75  76  77  78  79  80  81  82  83  84  85  86  87  88  89  90  91  92  93  94  95  96  97  98  99  100  101  102  103  104  105  106  107  108  109  110  111  112  113  114  115  116  117  118  119  120  121  122  123  124  125  126  127  128  129  130  131  132  133  134  135  136  137  138  139  140  141  142  143  144  145  146  147  148  149  150  151  152  153  154  155  156  157  158  159  160  161  162  163  164  165 

Скачать полный текст (1631 Кб)
Перейти на страницу автора


Главная / Стихи / Проза / Биографии       Современные авторы - на серверах Стихи.ру и Проза.ру

Rambler's Top100
Rambler's Top100
© Литературный клуб. Все произведения, опубликованные на этом сервере, перешли в общественное достояние. Срок охраны авторских прав на них закончился и теперь они могут свободно копироваться в Интернете. Информация о сервере и контактные данные.