|
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Заметив, что светская тогдашнего времени любезность мало действовала на его даму, он попробовал смешить ее, рассказывая ей забавные анекдоты: уверял, что он, если она прикажет, готов сейчас стать на голову, закричать петухом, выскочить в окно или броситься в прорубь. Это совершенно удалось: вдовушка развеселилась и как-то переливами смеялась, показывая чудные белые зубки, и была совершенно довольна своим кавалером. Графу же она с каждой минутой все более и более нравилась, так что под конец кадрили он был искренно влюблен в нее.
Когда после кадрили к вдовушке подошел ее давнишний восемнадцатилетний обожатель, неслужащий сын самого богатого помещика, золотушный молодой человек, тот самый, у которого вырвал стул Турбин, она приняла его чрезвычайно холодно, и в ней не было заметно и десятой доли того смущения, которое она испытывала с графом.
- Хороши вы, - сказала она ему, глядя в это время на спину Турбина и бессознательно соображая, сколько аршин золотого шнурка пошло на всю куртку, - хороши вы: обещали за мной заехать кататься и конфект мне привезти.
- Да я ведь приезжал, Анна Федоровна, а вас уже не было, и конфекты самые лучшие оставил, - сказал молодой человек, несмотря на высокий рост, очень тоненьким голоском.
- Вы найдете всегда отговорки! не нужно мне ваших конфект. Пожалуйста, не думайте...
- Я уж вижу, Анна Федоровна, как вы ко мне переменились, и знаю отчего. Только это нехорошо, - прибавил он, но видимо не докончив своей речи от какого-то внутреннего сильного волнения, заставившего весьма быстро и странно дрожать его губы.
Анна Федоровна не слушала его и продолжала следить глазами за Турбиным.
Предводитель, хозяин дома, величаво-толстый, беззубый старик, подошел к графу и, взяв его под руку, пригласил в кабинет покурить и выпить, ежели угодно. Как только Турбин вышел, Анна Федоровна почувствовала, что в зале совершенно нечего делать, и, взяв под руку старую, сухую барышню, свою приятельницу, вышла с ней в уборную.
- Ну что? мил? - спросила барышня.
- Только ужасно как пристает - отвечала Анна Федоровна, подходя к зеркалу и глядясь в него.
Лицо ее просияло, глаза засмеялись, она покраснела даже и вдруг, подражая балетным танцовщицам, которых видела на этих выборах, перевернулась на одной ножке, потом засмеялась своим горловым, но милым смехом и припрыгнула даже, поджав колени.
- Каков? он у меня сувенир просил, - сказала она приятельнице, - только ничего ему не бу-у-у-дет, - пропела она последнее слово и подняла один палец в лайковой, до локтя высокой перчатке...
В кабинете, куда привел предводитель Турбина, стояли разных сортов водки, наливки, закуски и шампанское. В табачном дыму сидели и ходили дворяне, разговаривая о выборах.
- Когда все благородное дворянство нашего уезда почтило его выбором, - говорил вновь выбранный исправник, уже значительно выпивший, - то он не должен был манкировать перед всем обществом, никогда не должен был...
Приход графа прервал разговор. Все стали с ним знакомиться, и особенно исправник обеими руками долго жал его руку и несколько раз просил, чтоб он не отказался ехать с ними в компании после бала в новый трактир, где он угащивает дворян и где цыгане петь будут. Граф обещал непременно быть и выпил с ним несколько бокалов шампанского.
- Что ж вы не танцуете, господа? - спросил он перед тем, как выходить из комнаты.
- Мы не танцоры, - отвечал исправник, смеясь: - мы больше насчет вина, граф... А впрочем, ведь это при мне повыросло, все эти барышни, граф! Я этак иногда тоже в экосесе пройдусь, граф... могу, граф...
- А пойдем, теперь пройдемся, - сказал Турбин, - разгуляемся перед цыганами.
- Что ж, пойдемте, господа! Потешим хозяина. И человека три дворян, с самого начала бала пившие в кабинете, с красными лицами, надели кто черные, кто шелковые вязаные перчатки и вместе с графом уже собрались итти а залу, когда их задержал золотушный молодой человек, весь бледный и едва удерживая слезы, подошедший к Турбину.
- Вы думаете, что вы граф, так можете толкаться, как на базаре, - говорил он, с трудом переводя дыхание, - оттого, что это неучтиво...
Снова против его воли запрыгавшие губы остановили поток его речи.
- Что? - крикнул Турбин, вдруг нахмурившись. - Что? Мальчишка! - крикнул он, схватив его за руки и сжав так, что у молодого человека кровь в голову бросилась, не столько от досады, сколько от страха: - что, вы стреляться хотите?
Так я к вашим услугам.
Едва Турбин выпустил руки, которые он сжал так крепко, как уже двое дворян подхватили под руки молодого человека и потащили к задней двери.
- Что, вы с ума сошли? Вы напились, верно. Вот папеньке сказать. Что с вами? - говорили они ему.
- Нет, не напился, а он толкается и не извиняется. Он свинья! вот что! - пищал молодой человек, уже совершенно расплакавшись.
Однако его не послушали и увезли домой.
- Полноте, граф! - увещевали, с своей стороны, Турбина исправник и Завальшевский: - ведь ребенок, его секут еще, ему ведь шестнадцать лет. И что с ним сделалось, нельзя понять. Какая его муха укусила? И отец его почтенный такой человек, кандидат наш.
- Ну, чорт с ним, коли не хочет...
И граф вернулся в залу и так же, как и прежде, весело танцовал экосес с хорошенькой вдовушкой и от всей души хохотал, глядя на па, которые выделывали господа, вышедшие с ним из кабинета, и залился звонким хохотом на всю залу, когда исправник поскользнулся и во весь рост шлепнулся по середине танцующих.
V.
Анна Федоровна, в то время как граф ходил в кабинет, подошла к брату и, почему-то сообразив, что нужно притвориться весьма мало интересующеюся графом, стала расспрашивать: "Что это за гусар такой, что со мной танцовал? скажите, братец". Кавалерист объяснил, сколько мог, сестрице, какой был великий человек этот гусар, и при этом рассказал, что граф здесь остался потому только, что у него деньги дорогой украли, и что он сам дал ему сто рублей взаймы, но этого мало, так не может ли сестрица ссудить ему еще рублей двести; но Завальшевский просил про это никому, и особенно графу, отнюдь ничего не говорить. Анна Федоровна обещала прислать нынче же и держать дело в секрете, но почему-то во время экосеса ей ужасно захотелось предложить самой графу, сколько он хочет денег. Она долго сбиралась, краснела и наконец, сделав над собою усилие, таким образом приступила к делу.
- Мне братец говорил, что у вас, граф, на дороге несчастие было, и денег теперь нет. А если нужны вам, не хотите ли у меня взять? Я бы ужасно рада была.
Но, выговорив это, Анна Федоровна вдруг чего-то испугалась и покраснела. Вся веселость мгновенно исчезла с лица графа.
- Ваш братец дурак! - сказал он резко. - Вы знаете, что, когда мужчина оскорбляет мужчину, тогда стреляются; а когда женщина оскорбляет мужчину, тогда что делают, знаете ли вы?
У бедной Анны Федоровны покраснели шея и уши от смущения. Она потупилась и не отвечала.
- Женщину цалуют при всех, - тихо сказал граф, нагнувшись ей на ухо. - Мне позвольте хоть вашу ручку поцаловать, - потихоньку прибавил он после долгого молчания, сжалившись над смущением своей дамы.
- Ах, только не сейчас, - проговорила Анна Федоровна, тяжело вздыхая.
- Так когда же? Я завтра рано еду... А уж вы мне это должны.
- Ну так, стало-быть, нельзя, - сказала Анна Федоровна, улыбаясь.
- Вы только позвольте мне найти случай видеть вас нынче, чтоб поцаловать вашу руку. Я уж найду его.
- Да как же вы найдете?
- Это не ваше дело. Чтоб видеть вас, для меня все возможно... Так хорошо?
- Хорошо.
Экосес кончился; протанцовали еще мазурку, в которой граф делал чудеса, ловя платки, становясь на одно колено и прихлопывая шпорами как-то особенно, по-варшавски, так что все старики вышли из-за бостона смотреть в залу, и кавалерист, лучший танцор, сознал себя превзойденным. Поужинали, протанцовали еще грос-фатер и стали разъезжаться. Граф во все время не спускал глаз с вдовушки. Он не притворялся, говоря, что для нее готов был броситься в прорубь.
Прихоть ли, любовь ли, упорство ли, но в этот вечер все его душевные силы были сосредоточены на одном желании - видеть и любить ее. Только что он заметил, что Анна Федоровна стала прощаться с хозяйкой, он выбежал в лакейскую, а оттуда, без шубы, на двор к тому месту, где стояли экипажи.
- Анны Федоровны Зайцовой экипаж! - закричал он. Высокая четвероместная карета с фонарями сдвинулась с места и поехала к крыльцу. - Стой! - закричал он кучеру, по колено в снегу подбегая к карете.
- Чего надо? - отозвался кучер.
- В карету надо сесть, - отвечал граф, на ходу отворяя дверцы и стараясь влезть.
- Стой же, чорт! Дурень!
- Васька! стой! - крикнул кучер на форейтора и остановил лошадей. - Что ж в чужую карету лезете? это барыне Анны Федоровны карета, а не вашей милости карета.
- Ну, молчи ж, болван! На тебе целковый, да слезь, закрой дверцы, - говорил граф. Но так как кучер не шевелился, то он сам подобрал ступеньки и, открыв окно, кое-как захлопнул дверцы. В карете, как и во всех старых каретах, в особенности обитых желтым басоном, пахло какой-то гнилью и горелой щетиной. Ноги графа были по колено в талом снегу и сильно зябли в тонких сапогах и рейтузах, да и все тело прохватывал зимний холод. Кучер ворчал на козлах и, кажется, сбирался слезть. Но граф ничего не слыхал и не чувствовал. Лицо его горело, сердце его сильно стучало. Он напряженно схватился за желтый ремень, высунулся в боковое окно, и вся жизнь его сосредоточилась в одном ожидании. Ожидание это продолжалось недолго. На крыльце закричали: "Зайцовой карету!" кучер зашевелил вожжами, кузов заколыхался на высоких рессорах, освещенные окна дома побежали одно за другим мимо окна кареты.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Скачать полный текст (115 Кб)
Перейти на страницу автора
|