 |
|
|
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
А в доме Дарьи Михайловны происходило что-то необыкновенное. Сама хозяйка целое утро не показывалась и к обеду не вышла: у ней, по уверению Пандалевского, единственного допущенного до ней лица, голова болела. Наталью Рудин также почти не видал: она сидела в своей комнате с m-lle Boncourt... Встретясь с ним в столовой, она так печально на него посмотрела, что у него сердце дрогнуло. Ее лицо изменилось, словно несчастье обрушилось на нее со вчерашнего дня. Тоска неопределенных предчувствий начала томить Рудина. Чтобы как-нибудь развлечься, он занялся с Басистовым, много с ним разговаривал и нашел в нем горячего, живого малого, с восторженными надеждами и нетронутой еще верой. К вечеру Дарья Михайловна появилась часа на два в гостиной. Она была любезна с Рудиным, но держалась как-то отдаленно и то посмеивалась, то хмурилась, говорила в нос и все больше намеками... Так от нее придворной дамой и веяло. В последнее время она как будто охладела немного к Рудину. "Что за загадка?" - думал он, глядя сбоку на ее закинутую головку.
Он недолго дожидался разрешения этой загадки. Возвращаясь, часу в двенадцатом ночи, в свою комнату, шел он по темному коридору. Вдруг кто-то сунул ему в руку записку. Он оглянулся: от него удалялась девушка, как ему показалось, Натальина горничная. Он пришел к себе, услал человека, развернул записку и прочел следующие строки, начертанные рукою Натальи:
"Приходите завтра в седьмом часу утра, не позже, к Авдюхину пруду, за дубовым лесом. Всякое другое время невозможно. Это будет наше последнее свидание, и все будет кончено, если... Приходите. Надо будет решиться...
Р. S. Если я не приду, значит, мы не увидимся больше: тогда я вам дам знать..."
Рудин задумался, повертел записку в руках, положил ее под подушку, разделся, лег, но заснул не скоро, спал чутким сном, и не было еще пяти часов, когда он проснулся.
IX
Авдюхин пруд, возле которого Наталья назначила свидание Рудину, давно перестал быть прудом. Лет тридцать тому назад его прорвало, и с тех пор его забросили. Только по ровному и плоскому дну оврага, некогда затянутому жирным илом, да по остаткам плотины можно было догадаться, что здесь был пруд. Тут же существовала усадьба. Она давным-давно исчезла. Две огромные сосны напоминали о ней; ветер вечно шумел и угрюмо гудел в их высокой, тощей зелени... В народе ходили таинственные слухи о страшном преступлении, будто бы совершенном у их корня; поговаривали также, что ни одна из них не упадет, не причинив кому-нибудь смерти; что тут прежде стояла третья сосна, которая в бурю повалилась и задавила девочку. Все место около старого пруда считалось нечистым; пустое и голое, но глухое и мрачное даже в солнечный день, оно казалось еще мрачнее и глуше от близости дряхлого дубового леса, давно вымершего и засохшего. Редкие серые остовы громадных деревьев высились какими-то унылыми призраками над низкой порослью кустов. Жутко было смотреть на них: казалось, злые старики сошлись и замышляют что-то недоброе. Узкая, едва проторенная дорожка вилась в стороне. Без особенной нужды никто не проходил мимо Авдюхина пруда. Наталья с намерением выбрала такое уединенное место. До него от дома Дарьи Михайловны было не более полуверсты.
Солнце уже давно встало, когда Рудин пришел к Авдюхину пруду; но невеселое было утро. Сплошные тучи молочного света покрывали все небо; ветер быстро гнал их, свистя и взвизгивая. Рудин начал ходить взад и вперед по плотине, покрытой цепким лопушником и почернелой крапивой. Он не был спокоен. Эти свидания, эти новые ощущения занимали, но и волновали его, особенно после вчерашней записки. Он видел, что развязка приближалась, и втайне смущался духом, хотя никто бы этого не подумал, глядя, с какой сосредоточенной решимостью он скрещивал руки на груди и поводил кругом глазами. Недаром про него сказал однажды Пигасов, что его, как китайского болванчика, постоянно перевешивала голова. Но с одной головой, как бы она сильна ни была, человеку трудно узнать даже то, что в нем самом происходит... Рудин, умный, проницательный Рудин, не в состоянии был сказать наверное, любит ли он Наталью, страдает ли он, будет ли страдать, расставшись с нею. Зачем же, не прикидываясь даже Ловласом, - эту справедливость отдать ему следует, - сбил он с толку бедную девушку? Отчего ожидал ее с тайным трепетом? На это один ответ: никто так легко не увлекается, как бесстрастные люди. Он ходил по плотине, а Наталья спешила к нему прямо через поле, по мокрой траве.
- Барышня! барышня! вы себе ноги замочите, - говорила ей ее горничная Маша, едва поспевая за ней.
Наталья не слушала ее и бежала без оглядки.
- Ах, как бы не подсмотрели нас! - твердила Маша. - Уж и тому дивиться надо, как мы из дому-то вышли. Как бы мамзель не проснулась... Благо, недалеко... А уж они ждут-с, - прибавила она, увидев внезапно статную фигуру Рудина, картинно стоявшего на плотине, - только напрасно они этак на юру стоят - сошли бы в лощину.
Наталья остановилась.
- Подожди здесь, Маша, у сосен, - промолвила она и спустилась к пруду.
Рудин подошел к ней и остановился в изумлении. Такого выражения он еще не замечал на ее лице. Брови ее были сдвинуты, губы сжаты, глаза глядели прямо и строго.
- Дмитрий Николаич, - начала она, - нам время терять некогда. Я пришла на пять минут. Я должна сказать вам, что матушка все знает. Господин Пандалевский подсмотрел нас третьего дня и рассказал ей о нашем свидании. Он всегда был шпионом у матушки. Она вчера позвала меня к себе.
- Боже мой! - воскликнул Рудин, - это ужасно... Что же сказала ваша матушка?
- Она не сердилась на меня, не бранила меня, только попеняла мне за мое легкомыслие.
- Только?
- Да, и объявила мне, что она скорее согласится видеть меня мертвою, чем вашей женою.
- Неужели она это сказала?
- Да; и еще прибавила, что вы сами нисколько не желаете жениться на мне, что вы только так, от скуки, приволокнулись за мной и что она этого от вас не ожидала; что, впрочем, она сама виновата: зачем позволила мне так часто видеться с вами... что она надеется на мое благоразумие, что я ее очень удивила... да уже я и не помню всего, что она говорила мне.
Наталья произнесла все это каким-то ровным, почти беззвучным голосом.
- А вы, Наталья Алексеевна, что вы ей ответили? - спросил Рудин.
- Что я ей ответила? - повторила Наталья. - Что вы теперь намерены делать?
- Боже мой! Боже мой! - возразил Рудин, - это жестоко! Так скоро!.. такой внезапный удар!.. И ваша матушка пришла в такое негодование?
- Да... да, она слышать о вас не хочет.
- Это ужасно! Стало быть, никакой надежды нет?
- Никакой.
- За что мы так несчастливы! Гнусный этот Пандалевский!.. Вы меня спрашиваете, Наталья Алексеевна, что я намерен делать? У меня голова кругом идет - я ничего сообразить не могу... Я чувствую только свое несчастие... удивляюсь, как вы можете сохранять хладнокровие!..
- Вы думаете, мне легко? - проговорила Наталья.
Рудин начал ходить по плотине. Наталья не спускала с него глаз.
- Ваша матушка вас не расспрашивала? - промолвил он наконец.
- Она меня спросила, люблю ли я вас.
- Ну... и вы?
Наталья помолчала.
- Я не солгала.
Рудин взял ее за руку.
- Всегда, во всем благородна и великодушна! О, сердце девушки - это чистое золото! Но неужели ваша матушка так решительно объявила свою волю насчет невозможности нашего брака?
- Да, решительно. Я уж вам сказала, она убеждена, что вы сами не думаете жениться на мне.
- Стало быть, она считает меня за обманщика! Чем я заслужил это?
И Рудин схватил себя за голову.
- Дмитрий Николаич! - промолвила Наталья, - мы тратим попусту время. Вспомните, я в последний раз вижусь с вами. Я пришла сюда не плакать, не жаловаться - вы видите, я не плачу, - я пришла за советом.
- Да какой совет могу я дать вам, Наталья Алексеевна?
- Какой совет? Вы мужчина; я привыкла вам верить, я до конца буду верить вам. Скажите мне, какие ваши намерения?
- Мои намерения? Ваша матушка, вероятно, откажет мне от дому.
- Может быть. Она уже вчера объявила мне, что должна будет раззнакомиться с вами... Но вы не отвечаете на мой вопрос.
- На какой вопрос?
- Как вы думаете, что нам надобно теперь делать?
- Что нам делать? - возразил Рудин, - разумеется, покориться.
- Покориться, - медленно повторила Наталья, и губы ее побледнели.
- Покориться судьбе, - продолжал Рудин. - Что же делать! Я слишком хорошо знаю, как это горько, тяжело, невыносимо; но посудите сами, Наталья Алексеевна, я беден... Правда, я могу работать; но если б я был даже богатый человек, в состоянии ли вы перенести насильственное расторжение с вашим семейством, гнев вашей матери?.. Нет, Наталья Алексеевна; об этом и думать нечего. Видно, нам не суждено было жить вместе, и то счастье, о котором я мечтал, не для меня!
Наталья вдруг закрыла лицо руками и заплакала. Рудин приблизился к ней.
- Наталья Алексеевна! милая Наталья! - заговорил он с жаром, - не плачьте, ради бога, не терзайте меня, утешьтесь...
Наталья подняла голову.
- Вы мне говорите, чтобы я утешилась, - начала она, и глаза ее заблестели сквозь слезы, - я не о том плачу, о чем вы думаете... Мне не то больно: мне больно то, что я в вас обманулась... Как! я прихожу к вам за советом, и в какую минуту, и первое ваше слово: покориться... Покориться! Так вот как вы применяете на деле ваши толкования о свободе, о жертвах, которые...
Ее голос прервался.
- Но, Наталья Алексеевна, - начал смущенный Рудин, - вспомните... я не отказываюсь от слов моих... только...
- Вы спрашивали меня, - продолжала она с новой силой, - что я ответила моей матери, когда она объявила мне, что скорее согласится на мою смерть, чем на брак мой с вами: я ей ответила, что скорее умру, чем выйду за другого замуж... А вы говорите: покориться! Стало быть, она была права: вы точно, от нечего делать, от скуки, пошутили со мной...
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Скачать полный текст (241 Кб)
Перейти на страницу автора
|
|