Главная / Стихи / Проза / Биографии

Поиск:
 

Классикару

Мы (Евгений Замятин)


Страницы: 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32 


Терпеть не могу, когда смотрят на мои руки: все в волосах, лохматые -

какой-то нелепый атавизм. Я протянул руку и - по возможности посторонним

голосом - сказал:

- Обезьяньи.

Она взглянула на руки, потом на лицо:

- Да это прелюбопытный аккорд. - Она прикидывала меня глазами, как на

весах, мелькнули опять рожки в углах бровей.

- Он записан на меня, - радостно-розово открыла рот О-90.

Уж лучше бы молчала - это было совершенно ни к чему. Вообще эта милая

О... как бы сказать... у ней неправильно рассчитана скорость языка,

секундная скорость языка должна быть всегда немного меньше секундной

скорости мысли, а уже никак не наоборот.

В конце проспекта, на аккумуляторной башне, колокол гулко бил 17.

Личный час кончился. I-330 уходила вместе с тем S-образным мужским нумером.

У него такое внушающее почтение и, теперь вижу, как будто даже знакомое

лицо. Где-нибудь встречал его - сейчас не вспомню.

На прощание I - все так же иксово - усмехнулась мне.

- Загляните послезавтра в аудиториум сто двенадцать.

Я пожал плечами:

- Если у меня будет наряд именно на тот аудиториум, какой вы

назвали...

Она с какой-то непонятной уверенностью:

- Будет.

На меня эта женщина действовала так же неприятно, как случайно

затесавшийся в уравнение неразложимый иррациональный член. И я был рад

остаться хоть ненадолго вдвоем с милой О.

Об руку с ней мы прошли четыре линии проспектов. На углу ей было

направо, мне - налево.

- Я бы так хотела сегодня прийти к вам, опустить шторы. Именно

сегодня, сейчас... - робко подняла на меня О круглые, сине-хрустальные

глаза.

Смешная. Ну что я мог ей сказать? Она была у меня только вчера и не

хуже меня знает, что наш ближайший сексуальный день послезавтра. Это просто

все то же самое ее "опережение мысли" - как бывает (иногда вредное)

опережение подачи искры в двигателе.

При расставании я два... нет, буду точен, три раза поцеловал чудесные,

синие, не испорченные ни одним облачком, глаза.

Запись 3-я.

Конспект:

ПИДЖАК. СТЕНА. СКРИЖАЛЬ.

Просмотрел все написанное вчера - и вижу: я писал недостаточно ясно.

То есть все это совершенно ясно для любого из нас. Но как знать: быть может,

вы, неведомые, кому Интеграл принесет мои записки, может быть, вы великую

книгу цивилизации дочитали лишь до той страницы, что и наши предки лет 900

назад. Быть может, вы не знаете даже таких азов, как Часовая Скрижаль,

Личные Часы, Материнская Норма, Зеленая Стена, Благодетель. Мне смешно и в

то же время очень трудно говорить обо всем этом. Это все равно как если бы

писателю какого-нибудь, скажем, 20-го века в своем романе пришлось

объяснять, что такое "пиджак", "квартира", "жена". А впрочем, если его роман

переведен для дикарей, разве мыслимо обойтись без примечаний насчет

"пиджака"?

Я уверен, дикарь глядел на "пиджак" и думал: "Ну к чему это? Только

обуза". Мне кажется, точь-в-точь так же будете глядеть и вы, когда я скажу

вам, что никто из нас со времен Двухсотлетней Войны не был за Зеленой

Стеною.

Но, дорогие, надо же сколько-нибудь думать, это очень помогает. Ведь

ясно: вся человеческая история, сколько мы ее знаем, это история перехода от

кочевых форм ко все более оседлым. Разве не следует отсюда, что наиболее

оседлая форма жизни (наша) есть вместе с тем и наиболее совершенная (наша).

Если люди метались по земле из конца в конец, так это только во времена

доисторические, когда были нации, войны, торговли, открытия разных америк.

Но зачем, кому это теперь нужно?

Я допускаю: привычка к этой оседлости получилась не без труда и не

сразу. Когда во время Двухсотлетней Войны все дороги разрушились и заросли

травой - первое время, должно быть, казалось очень неудобно жить в городах,

отрезанных один от другого зелеными дебрями. Но что же из этого? После того

как у человека отвалился хвост, он, вероятно, тоже не сразу научился сгонять

мух без помощи хвоста. Он первое время, несомненно, тосковал без хвоста. Но

теперь - можете вы себе вообразить, что у вас хвост? Или: можете вы себя

вообразить на улице голым, без "пиджака" (возможно, что вы еще разгуливаете

в "пиджаках"). Вот так же и тут: я не могу себе представить город, не одетый

Зеленой Стеною, не могу представить жизнь, не облеченную в цифровые ризы

Скрижали.

Скрижаль... Вот сейчас со стены у меня в комнате сурово и нежно в глаза

мне глядят ее пурпурные на золотом поле цифры. Невольно вспоминается то, что

у древних называлось "иконой", и мне хочется слагать стихи или молитвы (что

одно и то же). Ах, зачем я не поэт, чтобы достойно воспеть тебя, о Скрижаль,

о сердце и пульс Единого Государства.

Все мы (а может быть, и вы) еще детьми, в школе, читали этот величайший

из дошедших до нас памятников древней литературы - "Расписание железных

дорог". Но поставьте даже его рядом со Скрижалью - и вы увидите рядом

графит и алмаз: в обоих одно и то же - C, углерод, - но как вечен,

прозрачен, как сияет алмаз. У кого не захватывает духа, когда вы с грохотом

мчитесь по страницам "Расписания". Но Часовая Скрижаль каждого из нас наяву

превращает в стального шестиколесного героя великой поэмы. Каждое утро, с

шестиколесной точностью, в один и тот же час и в одну и ту же минуту мы,

миллионы, встаем как один. В один и тот же час единомиллионно начинаем

работу - единомиллионно кончаем. И, сливаясь в единое, миллионорукое тело,

в одну и ту же, назначенную Скрижалью, секунду, мы подносим ложки ко рту и в

одну и ту же секунду выходим на прогулку и идем в аудиториум, в зал

Тэйлоровских экзерсисов, отходим ко сну...

Буду вполне откровенен: абсолютно точного решения задачи счастья нет

еще и у нас: два раза в день - от 16 до 17 и от 21 до 22 единый мощный

организм рассыпается на отдельные клетки: это установленные Скрижалью Личные

Часы. В эти часы вы увидите: в комнате у одних целомудренно спущены шторы,

другие мерно по медным ступеням Марша проходят проспектом, третьи - как я

сейчас - за письменным столом. Но я твердо верю - пусть назовут меня

идеалистом и фантазером - я верю: раньше или позже, но когда-нибудь и для

этих часов мы найдем место в общей формуле, когда-нибудь все 86400 секунд

войдут в Часовую Скрижаль.

Много невероятного мне приходилось читать и слышать о тех временах,

когда люди жили еще в свободном, т. е. неорганизованном, диком состоянии. Но

самым невероятным мне всегда казалось именно это: как тогдашняя - пусть

даже зачаточная - государственная власть могла допустить, что люди жили без

всякого подобия нашей Скрижали, без обязательных прогулок, без точного

урегулирования сроков еды, вставали и ложились спать когда им взбредет в

голову; некоторые историки говорят даже, будто в те времена на улицах всю

ночь горели огни, всю ночь по улицам ходили и ездили.

Вот этого я никак не могу осмыслить. Ведь как бы ни был ограничен их

разум, но все-таки должны же они были понимать, что такая жизнь была самым

настоящим поголовным убийством - только медленным, изо дня в день.

Государство (гуманность) запрещало убить насмерть одного и не запрещало

убивать миллионы наполовину. Убить одного, т. е. уменьшить сумму

человеческих жизней на 50 лет, - это преступно, а уменьшить сумму

человеческих жизней на 50 миллионов лет - это не преступно. Ну, разве не

смешно? У нас эту математически-моральную задачу в полминуты решит любой

десятилетний нумер; у них не могли - все их Канты вместе (потому, что ни

один из Кантов не догадался построить систему научной этики, т. е.

основанной на вычитании, сложении, делении, умножении).

А это разве не абсурд, что государство (оно смело называть себя

государством!) могло оставить без всякого контроля сексуальную жизнь. Кто,

когда и сколько хотел... Совершенно ненаучно, как звери. И как звери,

вслепую, рожали детей. Не смешно ли: знать садоводство, куроводство,

рыбоводство (у нас есть точные данные, что они знали все это) и не суметь

дойти до последней ступени этой логической лестницы: детоводства. Не

додуматься до наших Материнской и Отцовской Норм.

Так смешно, так неправдоподобно, что вот я написал и боюсь: а вдруг вы,

неведомые читатели, сочтете меня за злого шутника. Вдруг подумаете, что я

просто хочу поиздеваться над вами и с серьезным видом рассказываю

совершеннейшую чушь.

Но первое: я не способен на шутки - во всякую шутку неявной функцией

входит ложь; и второе: Единая Государственная Наука утверждает, что жизнь

древних была именно такова, а Единая Государственная Наука ошибаться не

может. Да и откуда тогда было бы взяться государственной логике, когда люди

жили в состоянии свободы, т. е. зверей, обезьян, стада. Чего можно требовать

от них, если даже и в наше время откуда-то со дна, из мохнатых глубин, -

еще изредка слышно дикое, обезьянье эхо.

К счастью, только изредка. К счастью, это только мелкие аварии деталей:

их легко ремонтировать, не останавливая вечного, великого хода всей Машины.

И для того, чтобы выкинуть вон погнувшийся болт, у нас есть искусная, тяжкая

рука Благодетеля, у нас есть опытный глаз Хранителей...

Да, кстати, теперь вспомнил: этот вчерашний, дважды изогнутый, как S,

- кажется, мне случалось видать его выходящим из Бюро Хранителей. Теперь

понимаю, отчего у меня было это инстинктивное чувство почтения к нему и

какая-то неловкость, когда эта странная I при нем... Должен сознаться, что

эта I...

Звонят спать: 22.30. До завтра.

Запись 4-я,

Конспект:

ДИКАРЬ С БАРОМЕТРОМ. ЭПИЛЕПСИЯ. ЕСЛИ БЫ.

До сих пор мне все в жизни было ясно (недаром же у меня, кажется,


Страницы: 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32 

Скачать полный текст (311 Кб)
Перейти на страницу автора


Главная / Стихи / Проза / Биографии       Современные авторы - на серверах Стихи.ру и Проза.ру

Rambler's Top100
Rambler's Top100
© Литературный клуб. Все произведения, опубликованные на этом сервере, перешли в общественное достояние. Срок охраны авторских прав на них закончился и теперь они могут свободно копироваться в Интернете. Информация о сервере и контактные данные.