 |
|
|
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
некоторое пристрастие к этому самому слову "ясно"). А сегодня... Не понимаю.
Первое: я действительно получил наряд быть именно в аудиториуме 112,
как она мне и говорила.
Хотя вероятность была - 1.500/10.000.000=3/20.000 (1.500 - это число
аудиториумов, 10.000.000 - нумеров). А второе... Впрочем, лучше по порядку.
Аудиториум. Огромный, насквозь просолнечный полушар из стеклянных
массивов. Циркулярные ряды благородно шарообразных, гладко остриженных
голов. С легким замиранием сердца я огляделся кругом. Думаю, я искал: не
блеснет ли где над голубыми волнами юниф розовый серп - милые губы О. Вот
чьи-то необычайно белые и острые зубы, похожие... нет, не то. Нынче вечером,
в 21, О придет ко мне - желание увидеть ее здесь было совершенно
естественно.
Вот - звонок. Мы встали, спели Гимн Единого Государства - и на
эстраде сверкающий золотым громкоговорителем и остроумием фонолектор.
- "Уважаемые нумера! Недавно археологи откопали одну книгу двадцатого
века. В ней иронический автор рассказывает о дикаре и о барометре. Дикарь
заметил: всякий раз, как барометр останавливался на "дожде", действительно
шел дождь. И так как дикарю захотелось дождя, то он повыковырял ровно
столько ртути, чтобы уровень стал на "дождь" (на экране - дикарь в перьях,
выколупывающий ртуть: смех). Вы смеетесь: но не кажется ли вам, что смеха
гораздо более достоин европеец той эпохи. Так же, как дикарь, европеец хотел
"дождя" - дождя с прописной буквы, дождя алгебраического. Но он стоял перед
барометром мокрой курицей. У дикаря по крайней мере было больше смелости и
энергии и - пусть дикой - логики: он сумел установить, что есть связь
между следствием и причиной. Выковыряв ртуть, он сумел сделать первый шаг на
том великом пути, по которому..."
Тут (повторяю: я пишу, ничего не утаивая) - тут я на некоторое время
стал как бы непромокаемым для живительных потоков, лившихся из
громкоговорителей. Мне вдруг показалось, что я пришел сюда напрасно (почему
"напрасно" и как я мог не прийти, раз был дан наряд?); мне показалось - все
пустое, одна скорлупа. И я с трудом включил внимание только тогда, когда
фонолектор перешел уже к основной теме: к нашей музыке, к математической
композиции (математик - причина, музыка - следствие), к описанию недавно
изобретенного музыкометра.
- "...Просто вращая вот эту ручку, любой из вас производит до трех
сонат в час. А с каким трудом давалось это вашим предкам. Они могли творить
только доведя себя до припадков "вдохновения" - неизвестная форма
эпилепсии. И вот вам забавнейшая иллюстрация того, что у них получалось, -
музыка Скрябина - двадцатый век. Этот черный ящик (на эстраде раздвинули
занавес и там - их древнейший инструмент) - этот ящик они называли
"рояльным" или "королевским", что лишний раз доказывает, насколько вся их
музыка..."
И дальше - я опять не помню, очень возможно потому, что... Ну, да
скажу прямо: потому что к "рояльному" ящику подошла она - I-330. Вероятно,
я был просто поражен этим ее неожиданным появлением на эстраде.
Она была в фантастическом костюме древней эпохи: плотно облегающее
черное платье, остро подчеркнуто белое открытых плечей и груди, и эта
теплая, колыхающаяся от дыхания тень между... и ослепительные, почти злые
зубы...
Улыбка - укус, сюда - вниз. Села, заиграла. Дикое, судорожное,
пестрое, как вся тогдашняя их жизнь, - ни тени разумной механичности. И
конечно, они, кругом меня, правы: все смеются. Только немногие... но почему
же и я - я?
Да, эпилепсия - душевная болезнь - боль... Медленная, сладкая боль -
укус - и чтобы еще глубже, еще больнее. И вот, медленно - солнце. Не наше,
не это голубовато-хрустальное и равномерное сквозь стеклянные кирпичи -
нет: дикое, несущееся, попаляющее солнце - долой все с себя - все в мелкие
клочья.
Сидевший рядом со мной покосился влево - на меня - и хихикнул.
Почему-то очень отчетливо запомнилось: я увидел - на губах у него выскочил
микроскопический слюнный пузырек и лопнул. Этот пузырек отрезвил меня. Я -
снова я.
Как и все, я слышал только нелепую, суетливую трескотню струн. Я
смеялся. Стало легко и просто. Талантливый фонолектор слишком живо изобразил
нам эту дикую эпоху - вот и все.
С каким наслаждением я слушал затем нашу теперешнюю музыку. (Она
продемонстрирована была в конце для контраста.) Хрустальные хроматические
ступени сходящихся и расходящихся бесконечных рядов - и суммирующие аккорды
формул Тэйлора, Маклорена; целотонные, квадратногрузные ходы Пифагоровых
штанов; грустные мелодии затухающе-колебательного движения; переменяющиеся
фраунгоферовыми линиями пауз яркие такты - спектральный анализ планет...
Какое величие! Какая незыблемая закономерность! И как жалка своевольная,
ничем - кроме диких фантазий - не ограниченная музыка древних...
Как обычно, стройными рядами, по четыре, через широкие двери все
выходили из аудиториума. Мимо мелькнула знакомая двоякоизогнутая фигура; я
почтительно поклонился.
Через час должна прийти милая О. Я чувствовал себя приятно и полезно
взволнованным. Дома - скорей в контору, сунул дежурному свой розовый билет
и получил удостоверение на право штор. Это право у нас только для
сексуальных дней. А так среди своих прозрачных, как бы сотканных из
сверкающего воздуха, стен - мы живем всегда на виду, вечно омываемые
светом. Нам нечего скрывать друг от друга. К тому же это облегчает тяжкий и
высокий труд Хранителей. Иначе мало ли бы что могло быть. Возможно, что
именно странные, непрозрачные обиталища древних породили эту их жалкую
клеточную психологию. "Мой (sic!) дом - моя крепость" - ведь нужно же было
додуматься!
В 21 я опустил шторы - и в ту же минуту вошла немного запыхавшаяся О.
Протянула мне свой розовый ротик - и розовый билетик. Я оторвал талон и не
мог оторваться от розового рта до самого последнего момента - 22.15.
Потом показал ей свои "записи" и говорил - кажется, очень хорошо - о
красоте квадрата, куба, прямой. Она так очаровательно-розово слушала - и
вдруг из синих глаз слеза, другая, третья - прямо на раскрытую страницу
(стр. 7-я). Чернила расплылись. Ну вот, придется переписывать.
- Милый Д, если бы только вы, если бы...
Ну что "если бы"? Что "если бы"? Опять ее старая песня: ребенок. Или,
может быть, что-нибудь новое - относительно... относительно той? Хотя уж
тут как будто... Нет, это было бы слишком нелепо.
Запись 5-я.
Конспект:
КВАДРАТ. ВЛАДЫКИ МИРА. ПРИЯТНО-ПОЛЕЗНАЯ ФУНКЦИЯ.
Опять не то. Опять с вами, неведомый мой читатель, я говорю так, как
будто вы... Ну, скажем, старый мой товарищ, R-13, поэт, негрогубый, - ну да
все его знают. А между тем вы - на Луне, на Венере, на Марсе, на Меркурии
- кто вас знает, где вы и кто.
Вот что: представьте себе - квадрат, живой, прекрасный квадрат. И ему
надо рассказать о себе, о своей жизни. Понимаете, квадрату меньше всего
пришло бы в голову говорить о том, что у него все четыре угла равны: он
этого уже просто не видит - настолько это для него привычно, ежедневно. Вот
и я все время в этом квадратном положении. Ну, хоть бы розовые талоны и все
с ними связанное: для меня это - равенство четырех углов, но для вас это,
может быть, почище, чем бином Ньютона.
Так вот. Какой-то из древних мудрецов, разумеется, случайно, сказал
умную вещь: "Любовь и голод владеют миром". Ergo: чтобы овладеть миром -
человек должен овладеть владыками мира. Наши предки дорогой ценой покорили,
наконец, Голод: я говорю о Великой Двухсотлетней Войне - о войне между
городом и деревней. Вероятно, из религиозных предрассудков дикие христиане
упрямо держались за свой "хлеб" *(2). Но в 35-м году - до основания Единого
Государства - была изобретена наша теперешняя, нефтяная пища. Правда,
выжило только 0,2 населения земного шара. Но зато, очищенное от тысячелетней
грязи, каким сияющим стало лицо земли. И зато эти ноль целых и две десятых
вкусили блаженство в чертогах Единого Государства.
* 2. Это слово у нас сохранилось только в виде поэтической метафоры:
химический состав этого вещества нам неизвестен.
Но не ясно ли: блаженство и зависть - это числитель и знаменатель
дроби, именуемой счастьем. И какой был бы смысл во всех бесчисленных жертвах
Двухсотлетней Войны, если бы в нашей жизни все-таки еще оставался повод для
зависти. А он оставался, потому что оставались носы "пуговицей" и носы
"классические" (наш тогдашний разговор на прогулке), потому что любви одних
добивались многие, других - никто.
Естественно, что, подчинив себе Голод (алгебраический=сумме внешних
благ), Единое Государство повело наступление против другого владыки мира -
против Любви. Наконец и эта стихия была тоже побеждена, т. е. организована,
математизирована, и около 300 лет назад был провозглашен наш исторический
"Lex sexualis": "всякий из нумеров имеет право - как на сексуальный продукт
- на любой нумер".
Ну, дальше там уж техника. Вас тщательно исследуют в лабораториях
Сексуального Бюро, точно определяют содержание половых гормонов в крови - и
вырабатывают для вас соответственный Табель сексуальных дней. Затем вы
делаете заявление, что в свои дни желаете пользоваться нумером таким-то (или
таким-то), и получаете надлежащую талонную книжечку (розовую). Вот и все.
Ясно: поводов для зависти нет уже никаких, знаменатель дроби счастья
приведен к нулю - дробь превращается в великолепную бесконечность. И то
самое, что для древних было источником бесчисленных глупейших трагедий, у
нас приведено к гармонической, приятно-полезной функции организма так же,
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Скачать полный текст (311 Кб)
Перейти на страницу автора
|
|