|
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
равно, как заткнуть рукою дуло - и думать, что можно удержать выстрел. Это
- совершенное безумие!
Улыбка:
- "Надо всем сойти с ума - как можно скорее сойти с ума". Это говорил
кто-то вчера. Ты помнишь? Там...
Да, это у меня записано. И следовательно, это было на самом деле. Я
молча смотрю на ее лицо: на нем сейчас особенно явственно - темный крест.
- I, милая, - пока еще не поздно... Хочешь - я брошу все, забуду все
- и уйдем с тобою туда, за Стену - к этим... я не знаю, кто они.
Она покачала головой. Сквозь темные окна глаз - там, внутри у ней, я
видел, пылает печь, искры, языки огня вверх, навалены горы сухих, смоляных
дров. И мне ясно: поздно уже, мои слова уже ничего не могут...
Встала - сейчас уйдет. Может быть, уже последние дни, может быть,
минуты... Я схватил ее за руку.
- Нет! Еще хоть немного - ну, ради... ради...
Она медленно поднимала вверх, к свету, мою руку - мою волосатую руку,
которую я так ненавидел. Я хотел выдернуть, но она держала крепко.
- Твоя рука... Ведь ты не знаешь - и немногие это знают, что женщинам
отсюда, из города, случалось любить тех. И в тебе, наверное, есть несколько
капель солнечной, лесной крови. Может быть, потому я тебя и - -
Пауза - и как странно: от паузы, от пустоты, от ничего - так несется
сердце. И я кричу:
- Ага! Ты еще не уйдешь! Ты не уйдешь - пока мне не расскажешь о них
- потому что ты любишь... их, а я даже не знаю, кто они, откуда они. Кто
они? Половина, какую мы потеряли. H2 и O - а чтобы получилось H2O - ручьи,
моря, водопады, волны, бури - нужно, чтобы половины соединились...
Я отчетливо помню каждое ее движение. Я помню, как она взяла со стола
мой стеклянный треугольник и все время, пока я говорил, прижимала его острым
ребром к щеке - на щеке выступал белый рубец, потом наливался розовым,
исчезал. И удивительно: я не могу вспомнить ее слов - особенно вначале, -
и только какие-то отдельные образы, цвета.
Знаю: сперва это было о Двухсотлетней Войне. И вот - красное на зелени
трав, на темных глинах, на синеве снегов - красные, непросыхающие лужи.
Потом желтые, сожженные солнцем травы, голые, желтые, всклокоченные люди -
и всклокоченные собаки - рядом, возле распухшей падали, собачьей, или,
может быть, человечьей... Это, конечно - за стенами: потому что город -
уже победил, в городе уже наша теперешняя - нефтяная пища.
И почти с неба донизу - черные, тяжелые складки, и складки колышутся:
над лесами, над деревнями медленные столбы, дым. Глухой вой: гонят в город
черные бесконечные вереницы, чтобы силою спасти их и научить счастью.
- Ты все это почти знал?
- Да, почти.
- Но ты не знал и только немногие знали, что небольшая часть их все же
уцелела и осталась жить там, за Стенами. Голые - они ушли в леса. Они
учились там у деревьев, зверей, птиц, цветов, солнца. Они обросли шерстью,
но зато под шерстью сберегли горячую, красную кровь. С вами хуже: вы обросли
цифрами, по вас цифры ползают, как вши. Надо с вас содрать все и выгнать
голыми в леса. Пусть научатся дрожать от страха, от радости, от бешеного
гнева, от холода, пусть молятся огню. И мы, Мефи, - мы хотим...
- Нет, подожди - а "Мефи"? Что такое "Мефи"?
- Мефи? Это - древнее имя, это - тот, который... Ты помнишь: там, на
камне - изображен юноша... Или нет: я лучше на твоем языке, так ты скорее
поймешь. Вот: две силы в мире - энтропия и энергия. Одна - к блаженному
покою, к счастливому равновесию; другая - к разрушению равновесия, к
мучительно-бесконечному движению. Энтропии - наши или, вернее, - ваши
предки, христиане, поклонялись как Богу. А мы, антихристиане, мы...
И вот момент - чуть слышный, шепотом, стук в дверь - и в комнату
вскочил тот самый сплюснутый, с нахлобученным на глаза лбом, какой не раз
приносил мне записки от I.
Он подбежал к нам, остановился, сопел - как воздушный насос - и не
мог сказать ни слова: должно быть, бежал во всю мочь.
- Да ну же! Что случилось? - схватила его за руку I.
- Идут - сюда... - пропыхтел, наконец, насос. - Стража... и с ними
этот - ну, как это... вроде горбатенького...
- S?
- Ну да! Рядом - в доме. Сейчас будут здесь. Скорее, скорее!
- Пустое! Успеется... - смеялась, в глазах - искры, веселые языки.
Это - или нелепое, безрассудное мужество - или тут было что-то еще
непонятное мне.
- I, ради Благодетеля! Пойми же - ведь это...
- Ради Благодетеля, - острый треугольник - улыбка.
- Ну... ну, ради меня... Прошу тебя.
- Ах, а мне еще надо было с тобой об одном деле... Ну, все равно:
завтра...
Она весело (да: весело) кивнула мне; кивнул и тот - высунувшись на
секунду из-под своего лбяного навеса. И я - один.
Скорее - за стол. Развернул свои записи, взял перо - чтобы [они]
нашли меня за этой работой на пользу Единого Государства. И вдруг - каждый
волос на голове живой, отдельный и шевелится: "А что, если возьмут и прочтут
хотя бы одну страницу - из этих, из последних?"
Я сидел за столом, не двигаясь, - и я видел, как дрожали стены,
дрожало перо у меня в руке, колыхались, сливаясь, буквы...
Спрятать? Но куда: все - стекло. Сжечь? Но из коридора и из соседних
комнат - увидят. И потом я уже не могу, не в силах истребить этот мучитель
ный - и может быть самый дорогой мне - кусок самого себя.
Издали - в коридоре - уже голоса, шаги. Я успел только схватить пачку
листов, сунуть их под себя - и вот теперь прикованный к колеблющемуся
каждым атомом креслу, и пол под ногами - палуба, вверх и вниз...
Сжавшись в комочек, забившись под навес лба - я как-то исподлобья,
крадучись, видел: они шли из комнаты в комнату, начиная с правого конца
коридора, и все ближе. Одни сидели застывшие, как я; другие - вскакивали им
навстречу и широко распахивали дверь - счастливцы! Если бы я тоже...
- "Благодетель - есть необходимая для человечества
усовершенствованнейшая дезинфекция, и вследствие этого в организме Единого
Государства никакая перистальтика..." - я прыгающим пером выдавливал эту
совершенную бессмыслицу и нагибался над столом все ниже, а в голове -
сумасшедшая кузница, и спиною я слышал - брякнула ручка двери, опахнуло
ветром, кресло подо мною заплясало...
Только тогда я с трудом оторвался от страницы и повернулся к вошедшим
(как трудно играть комедию... ах, кто мне сегодня говорил о комедии?).
Впереди был S - мрачно, молча, быстро высверливая глазами колодцы во мне, в
моем кресле, во вздрагивающих у меня под рукой листках. Потом на секунду -
какие-то знакомые, ежедневные лица на пороге, и вот от них отделилось одно
- раздувающиеся, розово-коричневые жабры...
Я вспомнил все, что было в этой комнате полчаса назад, и мне было ясно,
что она сейчас - == Все мое существо билось и пульсировало в той (к
счастью, непрозрачной) части тела, какою я прикрыл рукопись.
Ю подошла сзади к нему, к S, осторожно тронула его за рукав - и
негромко сказала:
- Это - Д-503, Строитель "[Интеграла]". Вы, наверное, слышали? Он -
всегда вот так, за столом... Совершенно не щадит себя!
...А я-то? Какая чудесная, удивительная женщина.
S заскользил ко мне, перегнулся через мое плечо - над столом. Я
заслонил локтем написанное, но он строго крикнул:
- Прошу сейчас же показать мне, что у вас там!
Я, весь полыхая от стыда, подал ему листок. Он прочитал, и я видел, как
из глаз выскользнула у него улыбка, юркнула вниз по лицу и, чуть пошевеливая
хвостиком, присела где-то в правом углу рта...
- Несколько двусмысленно, но все-таки... Что же, продолжайте: мы
больше не будем вам мешать.
Он зашлепал - как плицами по воде - к двери, и с каждым его шагом ко
мне постепенно возвращались ноги, руки, пальцы - душа снова равномерно
распределялась по всему телу, я дышал...
Последнее: Ю задержалась у меня в комнате, подошла, нагнулась к уху -
и шепотом:
- Ваше счастье, что я...
Непонятно: что она хотела этим сказать?
Вечером, позже, узнал: они увести с собою троих. Впрочем, вслух об
этом, равно как и о всем происходящем, никто не говорит ( - воспитательное
влияние невидимо присутствующих в нашей среде Хранителей). Разговоры -
главным образом о быстром падении барометра и о перемене погоды.
Запись 29-я.
Конспект:
НИТИ НА ЛИЦЕ. РОСТКИ. ПРОТИВОЕСТЕСТВЕННАЯ КОМПРЕССИЯ.
Странно: барометр идет вниз, а ветра все еще нет, тишина. Там, наверху,
уже началась - еще неслышная нам - буря. Во весь дух несутся тучи. Их пока
мало - отдельные зубчатые обломки. И так: будто наверху уже низринут
какой-то город, и летят вниз куски стен и башен, растут на глазах с
ужасающей быстротой - все ближе - но еще дни им лететь сквозь голубую
бесконечность, пока не рухнут на дно, к нам, вниз.
Внизу - тишина. В воздухе - тонкие, непонятные, почти невидимые нити.
Их каждую осень приносят оттуда, из-за Стены. Медленно плывут - и вдруг вы
чувствуете: что-то постороннее, невидимое у вас на лице, вы хотите смахнуть
- и нет: не можете, никак не отделаться...
Особенно много этих нитей - если идти около Зеленой Стены, где я шел
сегодня утром: I назначила мне увидеться с нею в Древнем Доме - в той,
нашей "квартире".
Я уже миновал громаду Древнего Дома, когда сзади услышал чьи-то мелкие,
торопливые шаги, частое дыхание. Оглянулся - и увидал: меня догоняла О.
Вся она была как-то по-особенному, законченно, упруго кругла. Руки, и
чаши грудей, и все ее тело, такое мне знакомое, круглилось и натягивало
юнифу: вот сейчас прорвет тонкую материю - и наружу, на солнце, на свет.
Мне представляется: там, в зеленых дебрях, весною так же упрямо пробиваются
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Скачать полный текст (311 Кб)
Перейти на страницу автора
|