Главная / Стихи / Проза / Биографии

Поиск:
 

Классикару

Мы (Евгений Замятин)


Страницы: 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32 


Она вынула руку. Согнувшись, медленно пошла - два шага - быстро

повернулась - и вот опять рядом со мной. Губы шевелятся - глазами, губами

- вся - одно и то же, одно и то же мне какое-то слово - и какая

невыносимая улыбка, какая боль...

А потом согнутая человеческая щепочка в дверях, крошечная тень за

стеной - не оглядываясь, быстро - все быстрее...

Я подошел к столику Ю. Взволнованно, негодующе раздувая жабры, она

сказала мне:

- Вы понимаете - все как с ума сошли! Вот он уверяет, будто сам видел

около Древнего Дома какого-то человека - голый и весь покрыт шерстью...

Из пустой, ощетинившейся головами кучки - голос:

- Да! И еще раз повторяю: видел, да.

- Ну, как вам это нравится, а? Что за бред!

И это "бред" - у нее такое убежденное, негнущееся, что я спросил себя:

"Не бред ли и в самом деле все это, что творится со мною и вокруг меня за

последнее время?" Но взглянул на свои волосатые руки - вспомни лось: "В

тебе, наверно, есть капля лесной крови... Может быть, я тебя оттого и..."

Нет: к счастью - не бред. Нет: к несчастью - не бред.

Запись 33-я.

Конспект:

(ЭТО БЕЗ КОНСПЕКТА, НАСПЕХ, ПОСЛЕДНЕЕ.)

Этот день - настал.

Скорей за газету: быть может - там... Я читаю газету глазами (именно

так: мои глаза сейчас - как перо, как счетчик, которые держишь, чувствуешь,

в руках - это постороннее, это инструмент).

Там - крупно, во всю первую страницу:

- "Враги счастья не дремлют. Обеими руками держитесь за счастье!

Завтра приостанавливаются работы - все нумера явятся для Операции.

Неявившиеся - подлежат Машине Благодетеля".

Завтра! Разве может быть - разве будет какое-нибудь завтра?

По ежедневной инерции я протянул руку (инструмент) к книжной полке -

вложил сегодняшнюю газету к остальным, в украшенный золотом переплет. И на

пути:

- "Зачем? Не все ли равно? Ведь сюда, в эту комнату - я уже никогда

больше, никогда..."

И газета из рук - на пол. А я стою и оглядываю кругом всю, всю, всю

комнату, я поспешно забираю с собой - я лихорадочно запихиваю в невидимый

чемодан все, что жалко оставить здесь. Стол. Книги. Кресло. На кресле тогда

сидела I - а я внизу, на полу... Кровать...

Потом минуту, две - нелепо жду какого-то чуда, быть может - зазвонит

телефон, быть может, она скажет, чтоб...

Нет. Нет чуда...

Я ухожу - в неизвестное. Это мои последние строки. Прощайте - вы,

неведомые, вы, любимые, с кем я прожил столько страниц, кому я, заболевший

душой, - показал всего себя, до последнего смолотого винтика, до последней

лопнувшей пружины...

Я ухожу.

Запись 34-я.

Конспект:

ОТПУЩЕННИКИ. СОЛНЕЧНАЯ НОЧЬ. РАДИО-ВАЛЬКИРИЯ.

О, если бы я действительно разбил себя и всех вдребезги, если бы я

действительно - вместе с нею - оказался где-нибудь за Стеной, среди

скалящих желтые клыки зверей, если бы я действительно уже больше никогда не

вернулся сюда. В тысячу - в миллион раз легче. А теперь - что же? Пойти и

задушить эту - == Но разве это чему-нибудь поможет?

Нет, нет, нет! Возьми себя в руки, Д-503. Насади себя на крепкую

логическую ось - хоть ненадолго навались изо всех сил на рычаг - и, как

древний раб, ворочай жернова силлогизмов - пока не запишешь, не обмыслишь

всего, что случилось...

Когда я вошел на "[Интеграл]" - все уже были в сборе, все на местах,

все соты гигантского, стеклянного улья были полны. Сквозь стекло палуб -

крошечные муравьиные люди внизу - возле телеграфов, динамо,

трансформаторов, альтиметров, вентилей, стрелок, двигателей, помп, труб. В

кают-компании - какие-то над таблицами и инструментами - вероятно,

командированные Научным Бюро. И возле них - Второй Строитель с двумя своими

помощниками.

У всех троих головы по-черепашьи втянуты в плечи, лица - серые,

осенние, без лучей.

- Ну, что? - спросил я.

- Так... Жутковато... - серо, без лучей улыбнулся один. - Может,

придется спуститься неизвестно где. И вообще - неизвестно...

Мне было нестерпимо смотреть на них - на них, кого я, вот этими самыми

руками через час навсегда выкину из уютных цифр Часовой Скрижали, навсегда

оторву от материнской груди Единого Государства. Они напомнили мне

трагические образы "Трех Отпущенников" - история которых известна у нас

любому школьнику. Эта история о том, как троих нумеров, в виде опыта, на

месяц освободили от работы: делай что хочешь, иди куда хочешь *(6).

Несчастные слонялись возле места привычного труда и голодными глазами

заглядывали внутрь; останавливались на площадях - и по целым часам

проделывали те движения, какие в определенное время дня были уже

потребностью их организма: пилили и стругали воздух, невидимыми молотами

побрякивали, бухали в невидимые болванки. И наконец, на десятый день не

выдержали: взявшись за руки, вошли в воду и под звуки Марша погружались все

глубже, пока вода не прекратила их мучений...

* 6. Это давно, еще в III веке после Скрижали.

Повторяю: мне было тяжело смотреть на них, я торопился уйти.

- Я только проверю в машинном, - сказал я, - и потом - в путь.

О чем-то меня спрашивали - какой вольтаж взять для пускового взрыва,

сколько нужно водяного балласта в кормовую цистерну. Во мне был какой-то

граммофон: он отвечал на все вопросы быстро и точно, а я, не переставая, -

внутри, о своем.

И вдруг в узеньком коридорчике - одно попало мне туда, внутрь - и с

того момента, в сущности, началось.

В узеньком коридорчике мелькали мимо серые юнифы, серые лица, и среди

них на секунду одно: низко нахлобученные волосы, глаза исподлобья - тот

самый. Я понял: они здесь, и мне не уйти от всего этого никуда, и остались

только минуты - несколько десятков минут... Мельчайшая, молекулярная дрожь

во всем теле (она потом не прекращалась уже до самого конца) - будто

поставлен огромный мотор, а здание моего тела - слишком легкое, и вот все

стены, переборки, кабели, балки, огни - все дрожит...

Я еще не знаю: здесь ли она. Но сейчас уже некогда - за мной прислали,

чтобы скорее наверх, в командную рубку: пора в путь... куда?

Серые, без лучей, лица. Напруженные синие жилы внизу, на воде. Тяжкие,

чугунные пласты неба. И так чугунно мне поднять руку, взять трубку

командного телефона.

- Вверх - 45o!

Глухой взрыв - толчок - бешеная бело-зеленая гора воды в корме -

палуба под ногами уходит - мягкая, резиновая - и все внизу, вся жизнь,

навсегда... На секунду - все глубже падая в какую-то воронку, все кругом

сжималось - выпуклый сине-ледяной чертеж города, круглые пузырьки куполов,

одинокий свинцовый палец аккумуляторной башни. Потом - мгновенная ватная

занавесь туч - мы сквозь нее - и солнце, синее небо. Секунды, минуты, мили

- синее быстро твердеет, наливается темнотой, каплями холодного серебряного

пота проступают звезды...

И вот - жуткая, нестерпимо-яркая, черная, звездная, солнечная ночь.

Как если бы внезапно вы оглохли: вы еще видите, что ревут трубы, но только

видите: трубы немые, тишина. Такое было - немое - солнце.

Это было естественно, этого и надо было ждать. Мы вышли из земной

атмосферы. Но так как-то все быстро, врасплох - что все кругом оробели,

притихли. А мне - мне показалось даже легче под этим фантастическим. немым

солнцем: как будто я, скорчившись последний раз, уже переступил неизбежный

порог - и мое тело где-то там, внизу, а я несусь в новом мире, где все и

должно быть непохожее, перевернутое...

- Так держать, - крикнул я в машину, - или не я, а тот самый

граммофон во мне - и граммофон механической, шарнирной рукой сунул

командную трубку Второму Строителю. А я, весь одетый тончайшей,

молекулярной, одному мне слышной дрожью, - побежал вниз, искать...

Дверь в кают-компанию - та самая: через час она тяжко звякнет,

замкнется... Возле двери - какой-то незнакомый мне, низенький, с сотым,

тысячным, пропадающим в толпе лицом, и только руки необычайно длинные, до

колен: будто по ошибке наспех взяты из другого человеческого набора.

Длинная рука вытянулась, загородила:

- Вам куда?

Мне ясно: он не знает, что я знаю все. Пусть: может быть - так нужно.

И я сверху, намеренно резко:

- Я Строитель "[Интеграла]". И я - распоряжаюсь испытаниями. Поняли?

Руки нет.

Кают-компания. Над инструментами, картами - объезженные серой щетиной

головы - и головы желтые, лысые, спелые. Быстро всех в горсть - одним

взглядом - и назад, по коридору, по трапу, вниз, в машинное. Там жар и

грохот от раскаленных взрывами труб, в отчаянной пьяной присядке сверкающие

мотыли, в неперестающей ни на секунду, чуть заметной дрожи - стрелки на

циферблатах...

И вот - наконец - возле тахометра - он, с низко нахлобученным над

записной книжкой лбом...

- Послушайте... (грохот: надо кричать в самое ухо). - Она здесь? Где

она?

В тени - исподлобья - улыбка:

- Она? Там. В радиотелефонной...

И я - туда. Там их - трое. Все - в слуховых крылатых шлемах. И она

- будто на голову выше, чем всегда, крылатая, сверкающая, летучая - как

древние валькирии, и будто огромные, синие искры наверху, на радиошпице -

это от нее, и от нее здесь - легкий, молнийный, озонный запах.

- Кто-нибудь... нет, хотя бы - вы... - сказал я ей, задыхаясь (от

бега). - Мне надо передать вниз, на землю, на эллинг... Пойдемте, я

продиктую...

Рядом с аппаратной - маленькая коробочка-каюта. За столом, рядом. Я

нашел, крепко сжал ее руку:

- Ну, что же? Что же будет?

- Не знаю. Ты понимаешь, как это чудесно: не зная - лететь - все

равно куда... И вот скоро двенадцать - и неизвестно что? И ночь... где мы с


Страницы: 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32 

Скачать полный текст (311 Кб)
Перейти на страницу автора


Главная / Стихи / Проза / Биографии       Современные авторы - на серверах Стихи.ру и Проза.ру

Rambler's Top100
Rambler's Top100
© Литературный клуб. Все произведения, опубликованные на этом сервере, перешли в общественное достояние. Срок охраны авторских прав на них закончился и теперь они могут свободно копироваться в Интернете. Информация о сервере и контактные данные.